Cага о Бельфлёрах - Джойс Кэрол Оутс

из пяти мальчиков, и несмотря на скудный рацион, которого придерживалась миссис Доун — мясо, где было больше жира, мучное и сахар, — в свои пятнадцать паренек вымахал во взрослого мужчину. Он вечно ходил, ссутулив широкие плечи, вытянув шею и слегка наклонив вперед маленькую голову, так что со стороны казалось, будто он с подозрением вглядывается в грязь. Чаще всего он околачивался на отцовской ферме, глаза у него были тусклыми и невыразительными, лицо — острым, как мордочка хорька, и неприятным, жидкие светлые волосы падали на лоб, а грязная серая кепка с буквами IH[2] косо сидела на голове. Когда кто-то посторонний, не из числа родственников, здоровался с ним, парень обнажал в быстрой полуухмылке желтые от табака зубы, не отвечая. Некоторые были уверены, что он нарочно притворяется-туповатым, а кто-то считал и впрямь слабоумным. Так что, когда ему исполнилось тринадцать, Джонни позволили уйти из школы, чтобы помогать отцу на ферме.

Однако на ферме он работал лишь время от времени. Как и его старшие братья. Когда у них хватало денег на бензин, они разъезжали по округе, хватаясь за случайный заработок, но После первой же получки работу бросали. К Джонни Доуну, ходившему в грязном комбинезоне, без рубахи, то босиком, то в старых, заляпанных грязью ботинках, в деревне Бельфлёр давно привыкли. Иногда его видели шагающим по обочине в нескольких милях от дома — он просто брел, засунув руки в карманы и опустив свою не по росту маленькую голову. Рассматривая жалобу, поданную отцом ребенка, посещавшего общеобразовательную школу в деревне, шериф округа Нотога заехал как-то воскресным вечером на ферму Доунов и обстоятельно побеседовал с Джонни и его папашей — о том, что Джонни взял за обыкновение издеваться, над младшими учениками, и после этого Джонни стал в деревне редким гостем, хотя по-прежнему бродил по дорогам, слонялся по пастбищам, присаживался на корточки возле сточных канав, всегда в одиночестве, в своей вечной серой кепке, с вялым, безразличным выражением. «Здорово, Джонни, — сердечно приветствовал его кто-нибудь из приятелей мистера Доуна, и рядом притормаживала легковушка или пикап. — Подвезти тебя куда-нибудь?» Но в ответ его губы лишь растягивались в пустой ухмылке, за которой виднелись желтые зубы, а пустые карие глаза отражали пустоту. Джонни еще ни разу не соизволил сесть в чью-нибудь машину. Возможно, причина в том, что шагал он так, куда глаза глядят.

И вот однажды днем он воткнул вилы в кучу навоза на скотном дворе и зашагал прочь. Затрусил прочь. По поросшим кустарником отцовским пастбищам, где торчащие из земли камни резали глаз, по соседскому кукурузному полю, где под ноги ему с хрустом ложились сухие стебли, по обочине глинистой дороги, поднимающейся на предгорья. Он вовсе не собирался обижать Рафаэля Бельфлёра, и за дочками Бельфлёров — ни за красоткой Иоландой, ни за красоткой Видой — он подглядывать не хотел, как и за женой Гидеона Бельфлёра, той, что с рыжими волосами, волевым подбородком и большой, высокой грудью, ага, за ней! — а мальчишек их он предусмотрительно опасался. Нет, ему хотелось взглянуть на замок. Джонни его уже много раз видел, и ему хотелось посмотреть еще разок. И на озеро. Вторгаться во владения Бельфлёров посторонним было запрещено, но Джонни позарез приспичило нарушить это правило, поэтому он шагал через бурьян, шел по полянам клевера и бородача, продирался сквозь ивняк, словно обернувшись собакой, он высунул язык и, ссутулив плечи, вытянул шею. День был октябрьский, ясный и прохладный. Джонни добрел до Норочьего ручья и прошел немного вниз по течению, стараясь не замочить ног, опасаясь быстрого течения и любуясь холмами на противоположном берегу. Наконец он дошагал до мелководья и по большим плоским камням, уложенным детьми-Бельфлёрами, чтобы удобнее переходить ручей, перебрался на ту сторону. Он превратился в длиннохвостое существо с желтоватой шерстью, наполовину гончую, наполовину бигля, с влажным розовым языком, темно-лиловыми деснами и сильно порчеными, но все еще острыми зубами.

Кладбище Бельфлёров на поросшем травой холме. Кованая железная ограда, траченная ржавчиной. Вычурные кованые ворота, которые не открывали годами, так что нижние зубцы вросли в землю. Он поднял заднюю левую лапу и помочился на ворота, а потом вбежал внутрь и помочился на первое же попавшееся надгробье. Мрамор, ангелы, кресты, гранит, мох, лишайники и настоящие папоротниковые джунгли. Глиняные горшки на могилах. Высохшие скелети-ки растений, цветов. Он понюхал большое квадратное надгробие с великолепной блестящей поверхностью и грубыми, неровными краями. Но эпитафии он, разумеется, прочесть не мог. Высокая трава шелестела. Ему чудились хриплый шепот и приглушенные крики. Хоть и напуганный, убегать он не желал. Он слегка втянул голову в плечи, уткнулся носом в землю, обтягивающая ребра кожа затрепетала, но убегать он не желал. Бельфлёрам его не напугать. И он осторожно двинулся к сооружению, похожему на небольшой домик, — храму высотой футов пятнадцать, с четырьмя колоннами, с высеченными по краям ангелами и крестами и эпитафией. Буквы надписи были высотой в фут, однако прочесть ее он не мог, да и не хотел, и без того зная, что говорится в ней о каком-нибудь Бельфлёре, который умер, но однажды непременно воскреснет. Джонни надолго задержался у странной невысокой фигуры с собачьей головой — неужто и впрямь собака? Или, может, ангел такой? — охраняющую вход в храм. Он понюхал ее, после чего опять задрал заднюю лапу и с презрением потрусил дальше.

Возле одного из свеженасыпанных холмиков Джонни пнул несколько глиняных горшков, которые раскололись на большие нелепые черепки. Он ухватил зубами маленький флажок — американский — и попытался разодрать его.

— Видали, что я могу, — говорил он. — Гляньте, что могут Доуны.

Глиняным черепком он попробовал нацарапать свое имя на черном, как смоль, надгробье, но черепок оказался недостаточно острым. Ему бы сейчас долото с молотком…

Гляньте, на что способны Доуны!

Вдруг он испугался. Неужели он произнес это вслух? Джонни не знал. Он с трудом различал, где шепоты, где крики, а где просто его беззвучные мысли, но, может, Бельфлёры его слышат, может, кто-то из наемных работников присматривает за кладбищем и вот-вот примется палить в Джонни?.. Земля тут запретная, это каждому известно. Посторонним запрещается разгуливать по владениям Бельфлёров; поговаривают даже, что сыновья Бельфлёров стреляют в нарушителей из двадцать второго калибра, просто забавы ради, и окружной суд никогда их не осудит, а шериф не осмелится их арестовать…