Юрий Щеглов - Победоносцев: Вернопреданный

— Победоносцев? Невероятно! Не может быть! Они сошли с ума! Это все Баранова изобретение. Молодой, да ранний! Надо было мне сразу удалить его из Петербурга! Он еще наломает здесь дров! Мало нам было затей этого поповича с подводными лодками! Вместо стоящих пароходов купят какие-нибудь дырявые посудины!

Победоносцева великий князь не терпел, в том числе и за то, что наставник цесаревича осуждал его «васильковые» проказы, разгульную жизнь и ни от кого не скрываемую связь с балеринкой Анной Кузнецовой, которая и превратила в конце концов добропорядочного мужа красавицы Санни в двоеженца. Жизненный путь великий князь завершил плохо, в полубезумном состоянии, редко кого узнавая, опекаемый настоящей супругой, слывшей некогда одной из прекраснейших женщин столичного света. Константин Петрович резко отзывался о генерал-адмирале, предпочитавшем кулисы капитанскому мостику или по крайней мере кабинету в своем морском ведомстве.

Когда великий князь сунулся к цесаревичу с возражениями, тот посмотрел на него твердо и сказал:

— Константин Петрович самый честный человек из мне известных, а на посту председателя только такой и нужен.

Удар был нанесен без промаха. Сын генерал-адмирала и великого князя Николай был выслан из Петербурга за уголовное преступление. Он похитил драгоценные камни из оклада фамильной иконы Мраморного дворца. И здесь кулисы кафешантана сыграли роковую, как видно, наследственную роль. Когда же сам государь поинтересовался у цесаревича о причине назначения, вызвавшего волнение в чиновничьих и торговых кругах, то получил более лаконичный, но не менее точный ответ:

— Он не вор!

Государь предпочел не продолжать беседу, которая грозила принять неприятный оборот. Он знал, какие слухи о темных делишках княжны Долгорукой циркулируют в окружении цесаревича. Княжна с Абазой крепко спелись. Когда Витте пришел к власти, он подтвердил, основываясь на документах, почти все, о чем болтали по дворцовым закоулкам.

Доброфлот отбирал у Константина Петровича массу времени, но он не оставлял прежних занятий, и в следующем десятилетии, после кончины Александра II, в печати появилось многое из того, о чем думалось раньше и к чему он готовился, усиленно собирая материал. Одно перечисление названий показывает обширность разброса тем и затронутой проблематики, а также глубину проникновения в насущные вопросы русской жизни. Попытаемся оценить хотя бы поверхностно — ведь мы пишем художественное произведение или, скажем так, историческое повествование, а не научное исследование — ценность и необходимость совершенного за восьмое десятилетие XIX века, не считая, конечно, трудов над уникальным изданием отчетов по ведомству православного исповедания, которые и сегодня не потеряли значения, а, возможно, приобрели новое качество и по-новому, если к ним обратиться, способны повлиять на течение русской жизни, не исключительно православной, но и общекультурной.

Итак, внимательно вслушаемся в названия и неторопливо переберем их в памяти: «Некоторые вопросы, возникающие по духовным завещаниям», «Приобретение собственности и потомственные книги», «Вещный кредит и закладное право», «Имение родовое и благоприобретенное», «Однодворческие земли и начало специального межевания в России», «Юридические заметки и вопросы по наследственному и завещательному правам», «О чресполосном владении», «Материалы для истории приказного судопроизводства в России» и знаменитое «Судебное руководство». Увидела свет и довольно большая по объему книга «Исторические исследования и статьи».

«Курс гражданского права», неоднократно до того переизданный, здесь получил определенное, пусть краткое развитие и деталировку. Наш отечественный юридический быт, его историческая роль и значение воплотились в строго отлитую форму. Движение вперед без столь разностороннего осмысления правил жизни было трудно себе представить.

Ничем не дорожившие большевики начисто и кроваво перечеркнули проделанный гигантский труд. Даже историкам не разрешалось ссылаться на Константина Петровича. Но мы-то теперь другие. Нам важно и интересно созданное, обладавшее крепкой и нужной современности традицией.

Но это еще не все. Далеко не все. Как обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович считал своим непременным долгом выступать по вопросам церковным и нравственно-религиозным, и нельзя не отметить резко проявившийся в творчестве педагогический уклон. Не только церковно-приходские школы его заботили. Потаенные уголки детской души постоянно волновали, тревожили, заставляли вглядываться в ребячьи лица, часто бледненькие от недоедания. Космические путешествия и сверхсекретное химическое, бактериологическое и ядерное оружие вовсе не отменяют необходимость чтения и усвоения таких работ, как вышедшая после гибели монарха «Доброе слово воспитанникам духовных семинарий и академий по поводу нынешних страшных событий», «История православной церкви до разделения церквей», «Праздники Господни», «Победа, победившая мир», «Вечная память», «Сборник мыслей и изречений митрополита Московского Филарета», «История детской души», «Новая школа», «Воспитание характера в школе», «Ученье и учитель», «Призвание женщины в школе и обществе», «Экскурсия в русскую грамматику», «Об университетском преподавании».

И, наконец, прогремевший на всю Россию и вызвавший интерес в Европе сборник статей о церкви и государстве — «Московский сборник». Эту библию русского интеллектуализма по выходе в свет вместе с открытием Нижегородской ярмарки приветствовал тесть великого поэта Александра Блока великий химик и организатор производства Дмитрий Менделеев.

Но и упомянутое еще далеко не все. Между тем ни строчки большевики не пожелали использовать и злобно выбросили плоды раздумий и изысканий на свалку. Вот только не сумели выдрать соответствующие страницы из «Русского обозрения», «Русского архива», из подшивок «Московских ведомостей», калачевского «Архива», «Журнала Министерства юстиции», «Юридического вестника», «Чтений в Императорском обществе истории и древностей при Московском университете». Огромное количество статей и заметок было рассеяно по различным изданиям.

В минувшую эпоху Константин Петрович не чурался и других — светских и даже политических — сюжетов. Еще до взрыва на Екатерининском канале он выпустил две любопытные работы. Первая книга принадлежала перу Гладстона и называлась «Болгарские ужасы и восточный вопрос». Ее обер-прокурор перевел с английского. «Приключения дворянина Братислава в Константинополе, в тяжкой неволе у турок с австрийским посольством» были переведены с чешского.

В 1893 году в печати появились весьма интересные и правдивые воспоминания о баронессе Эдите Раден с пометкой: «Для немногих». Как тут не указать на влияние Василия Андреевича Жуковского, прямого предшественника Константина Петровича. Совершенно очевидно, что наставник цесаревича внимательно читал наставника погибшего монарха. Работа «Фредерик Ле-Пле» вышла в журнале и отдельным изданием. Замечательные воспоминания о декабристе Василии Петровиче Зубкове опубликовал бартеневский «Русский архив». Петр Иванович был ревностным поклонником творчества обер-прокурора.

Борис Борисович Глинский в материалах для биографии Победоносцева останавливается еще на нескольких его работах: «Памяти великой княгини Екатерины Михайловны», «Прощание Москвы со своим царем», «Ответ русского человека Крапоткину[45]» и, наконец, «Откуда нигилизм», которая датирована 1904 годом. В следующем году Константин Петрович подал в отставку… «Уже холодеющей рукой, — писал редактор «Исторического вестника» в апрельской книжке 1907 года, — он протянул лишь своим друзьям и недругам небольшой печатный том, где на обертке значилось: «Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа в новом русском переводе К. П. Победоносцева. Опыт к усовершенствованию перевода на русский язык священных книг Нового Завета».

И колеблемая отсветом свечи тень Жуковского осенила его последние мгновения.

Самостоятельность мысли

В прошлом веке Россия вела бесконечные войны: при: Александре I Благословенном, Николае I, которого недоброжелатели-революционеры нарекли Палкиным, Александре II Освободителе, зверски убитом социалистами и утратившем в большевистские времена прозвание, данное ему народом, — и лишь при Александре III Миротворце русские люди не умирали в окопах. На первых порах его сын Николай II тоже старался избегать военных столкновений. С 1881 по 1904 год величайшая в Европе и Азии держава не вела войн. Это что-то да значит! И никто ничего — ни звука! Стоит заметить, что Александр III занимал престол всего тринадцать лет. Если признать решающее влияние Константина Петровича на ход государственных дел, особенно в первое десятилетие царствования, то не худо бы задуматься, чем ему обязаны и Европа, и Азия. Боже мой! Никто сейчас и не вспоминает, что более четверти века нашу серую скотинку не бросали в огонь войны, как вязанки дров. Никто до сих пор по-настоящему не оценил это первейшее качество жизни тогдашних русских людей, когда в эпоху бессмысленного террора копеечная, по мнению Военного министерства, ранее стоимость живого человека в стране неимоверно возросла. Сохранением крестьянства, кровью которого оплачивались — возможно, необходимые! — на полях сражений победы, несколько поколений обязаны тем, кто осуществлял политическое руководство. Освобожденное и не истерзанное солдатчиной крестьянство ответило остальному народу добром и накопило силы для гигантского скачка в будущее, который готовилась совершить и уже начинала совершать Россия. Недаром Дмитрий Менделеев раскрыл нам глаза и поддержал своим авторитетом значение Нижегородской ярмарки — наши глуповатые историки и по сей день не сложили в ее честь торжественного гимна. Редкими снисходительными замечаниями обошлись.