Йожо Нижнанский - Кровавая графиня

Фицко стоял над ней с улыбкой победителя.

Когда в голове ее наступила ясность, она вскочила, полная отвращения, словно на ковре извивался клубок змей.

При виде ухмыляющегося Фицко, который никогда еще не казался ей столь омерзительным, лицо ее вспыхнуло, и она едва не задохнулась от ярости.

Она ударила его по лицу — он даже зашатался. Потом еще раз. Когда к ударам по лицу прибавились еще и ее брезгливые плевки, он снова схватился за нож — теперь он засверкал столь же зловеще, как и его глаза. Она посмотрела на него и оробела.

Фицко направился к выходу. Кошель с деньгами он все же поднял.

— Возьму! На память… — Он расхохотался, точно пьяный.

Этот хохот она продолжала слышать еще и тогда, когда за ним закрылась дверь и в коридоре затих стук его удалявшихся шагов.

Она стояла, как каменная. Затем съежилась на ковре. Чувство отвращения и презрения к себе душило ее.

Графиня разразилась судорожными рыданиями.

В мыслях возник Юрай Заводский…

Единственная настоящая любовь ее жизни…

19. На свадьбе в Великой Бытче

В первое утро ноября в Великой Бытче царило необычайное оживление. Дело было в том, что властелин Вршатца и Прусского Андрей Якушич повел в этот день к алтарю дочь палатина, чтобы поклясться ей в верности до гробовой доски.

Все улицы заполнили тысячные толпы зевак. Они с удивлением глазели на пестрые процессии высокородных гостей, которые в роскошных упряжках, в сопровождении толпы слуг, следовали между шпалерами пехотинцев в замок.

Палатин встречал и приветствовал гостей с величавой пышностью.

То и дело к Глинику отъезжал отряд в шестнадцать всадников, а к Предмьеру — в двадцать пять, чтобы уже у самых границ Великой Бытчи засвидетельствовать прибывавшим гостям внимание палатина.

В городе и перед городскими воротами находились четыре сотни пехотинцев.

Палатин и его супруга Анна Цобор[53], ласково улыбаясь, приветствовали знатных гостей. Их пожаловало великое множество, будто в этом замке договорились о встрече аристократы всей Европы.

Порой палатин и его секретарь отлучались ненадолго, чтобы убедиться, все ли идет как положено.

— Сколько гостей, собственно, прибыло? — спросил Дёрдь Турзо городского капитана, ибо и в самом деле уже не помнил, сколько их было приглашено.

Капитан взглянул в свои записи.

— Пока их прибыло более ста. А именно: выдающихся местных особ — восемьдесят одна, архиепископ калочский и остригомский, и девять благородных дам.

— Среди них и Алжбета Батори, — с плутовской улыбкой взглянул палатин на Юрая Заводского, который то ли умышленно, то ли нечаянно не участвовал в церемонии ее встречи.

Секретарь растерянно посмотрел на палатина.

— Затем шесть гостей из Моравии и Чехии, — продолжал капитан, — четверо из Австрии, пятеро из Польши и семьдесят четыре представителя комитатов, городов, капитулов и сел. Мы уже имели честь приветствовать здесь и посланников эрцгерцогов Максимилиана[54] и Фердинанда[55]. Сопровождают господ две тысячи шестьсот двадцать один слуга, четыре тысячи триста двадцать четыре лошади. Слуг и лошадей мы в основном разместили в окрестных селах.

— Сколько приглашенных еще отсутствует? — осведомился Дёрдь Турзо.

— Тридцать, — ответил Юлиан. — Один из них, силезский князь Ян Христиан, уведомил гонцом, что его кортеж приближается к Великой Бытче.

Палатин был немало обрадован неожиданным известием. Все знали, что силезский князь ведет затворнический образ жизни, светским радостям предпочитает книги и услаждается лишь науками и искусствами. Столь радостную весть следовало тотчас объявить гостям.

И уже немного погодя множество приглашенных взволнованно обсуждало известие о приезде чудака, известного во всей Европе. Он так мало интересовался светскими делами, что почти ни с кем не общался — разве что с учеными монахами да бродячими поэтами. Было совершенно невероятно, что он решил приехать на свадьбу.

Палатин так заботился о своих гостях, что забрел и на кухню, где суетились двадцать известных поваров. У них чуть было поварешки не выпали из рук, когда появился граф Дёрдь Турзо. В кухне сразу наступила тишина, а главный повар при виде господина почувствовал себя на седьмом небе.

— Головы прикажу всем отрубить, — в шутку пригрозил палатин поварам, — если гости не будут довольны вашим искусством.

Затем он с секретарем заглянул и в подвалы, где рядами стояли бочки с вином и где дозревало отличное жилинское пиво, что так утоляет жажду и поднимает настроение. Хозяин замка застал там и разносчиков вина, которые уже успели отведать зелья, ибо справедливо опасались, что, разнеся вино господам, сами останутся ни с чем.

Палатин посмеялся, заметив их растерянные лица и трясущиеся руки, в которых они сжимали предательские чаши.

Осмотром господин остался доволен. Приветливо улыбаясь, он замешался среди гостей и сам поделился с ними радостной новостью, что на свадьбу едет князь Ян Христиан.

Но гость появился только после полудня, когда в разгаре пиршества после свадебной церемонии о нем почти успели забыть. Когда звуки труб огласили подворье, сообщая о его приезде, во всех залах царило упоительное настроение. Алжбета Батори все настойчивее смотрела в сторону стола палатина, стараясь привлечь внимание его секретаря. Неприятно было думать, что она приехала еще утром, а вот Юрай Заводский так и не пришел поклониться ей, — пожалуй, единственной из всех гостей. Она приехала сюда главным образом ради него, а он всячески избегал ее взгляда, и видно было по нему, что его не оставляет смущение, что ему трудно отдаться искренней радости и веселью.

Гости поднялись из-за столов и возбужденно последовали за хозяином — приветствовать прибывшего князя. Алжбета Батори меж тем воспользовалась суетой, чтобы приблизиться к Юраю Заводскому. В толпе он вдруг почувствовал, как кто-то нежно коснулся его плеча.

— Я чрезвычайно рада, дорогой друг, что наконец мне посчастливилось обменяться с вами двумя-тремя словами!

В ее голосе звучали оскорбленная гордость и гнев В глазах Юрая Заводского светилась затаенная робость.

Палатин помог своему секретарю выйти из сложного положения. Заметив, что его нет рядом, он остановился и огляделся. Его немало удивило, что секретарь беседует с чахтицкой госпожой.

— Прошу простить великодушно, ваша милость, — заговорил секретарь, когда Алжбета Батори тоже поймала любопытный взгляд Дёрдя Турзо, — меня зовут обязанности. Палатин не простил бы мне, если бы при встрече столь знатного гостя, каким является силезский князь, меня не было бы рядом.

— Вечером, — прошептала она ему повелительно и угрожающе, — когда я выйду из-за стола, последуй за мною.

Князь Ян Христиан прибыл с многочисленной свитой. Его экипаж окружало по меньшей мере две сотни всадников.

Но особенно изумил свадебных гостей внешний вид гостя.

Все ждали увидеть чудака, своим обликом подобного монахам, с которыми он днем и ночью корпит над книгами. А князь оказался не только без бороды, но был молод, лет тридцати, а то и менее. Лоб без единой морщинки, ясный, юношески беззаботный, лицо бритое, исхлестанное ветрами, словно он с утра до вечера проводит время в седле. Ничего от облика заплесневелого книжного червя — настоящий светский человек.

Взгляды дам с восхищением устремлялись к его стройной фигуре, точно отлитой из железа. Не одно сердце загорелось желанием снискать расположение свободного князя.

Ян Христиан отвечал на приветствия звучным голосом, который еще усиливал хорошее о нем впечатление.

При виде нового гостя Алжбета Батори побледнела. Ее охватило такое волнение, что она едва устояла на ногах.

Она в упор смотрела на князя. Это лицо, эту фигуру она уже где-то видела, слышала она и этот голос. Только где же это было?

Свадебным гостям Ян Христиан сразу пришелся по душе. Каждым своим движением, взглядом, словом он опровергал утвердившийся было в их представлениях образ. А дамы пребывали в искреннем восторге, поскольку оказалось, что всем господам не мешало бы поучиться у него изысканным манерам. Для каждой из дам у него находилось приятное слово, всякий раз иное, ни плоских любезностей, ни затрепанных фраз. Хотя он и не соблюдал обыкновения князей — возвышенно молчать, а без умолку говорил, отпускал шутки, высказывал замечания, все же он ничуть не ронял княжеского достоинства, напротив, казалось, еще более возвышал его.

Ни малейших примет высокомерия, ни излишней самоуверенности! Очарование, да и только…

Алжбета Батори не отрывала от него глаз — подмечала каждое его движение, каждое слово.

На лице князя, когда палатин представил ему Алжбету Батори, появилось выражение приятнейшего удивления.