Сломанный меч - Толеген Касымбеков

никто не пойдет, сам пойдешь, сам говорить будешь. Мы с русскими не воюем, ты это хорошо знаешь. Мы воевали с ордой, и мы ею овладели. Пусть губернатор теперь разговаривает с нами. Мы хозяева страны. Твоя обязанность, твой долг, батырбаши, довести до сведения губернатора, что по отношению к русским намерения наши чисты, мы хотели бы сблизиться с ними. За убитых заплатим виру, пленных отпустим, не причинив им ни малейшего вреда. И ты, назначенный губернатором бек Маргелана, будешь свидетельствовать честность наших намерений по отношению к русским…

— Это дело невозможное, — отвечал Атакул, — но я поеду, Исхак…

Два сарбаза вели пленного унтер-офицера. Из встречных кое-кто отворачивался, не желая смотреть на иноверца. Другие, наоборот, глазели с любопытством, вытягивая шеи: "Э, а ведь русский такой же человек…".

Пленник шагал устало; он, примирившись со своей участью, понурил голову и не оглядывался по сторонам.

Его привели к человеку в алом парчовом халате, в зеленой чалме. Коротенькая белая бородка торчала задорно, как перепелиный хвостик. "Это, должно быть, и есть сам Пулат-хан", — подумал унтер-офицер.

Человек в парчовом халате бросил на пленника взгляд. Он держал в руке белую пиалу и со вкусом прихлебывал чай. Неподалеку, на краю ковра, сидел медноликий большеносый и светловолосый мужчина. Унтер-офицер вздрогнул: "Тоже русский?" Важный господин тем временем что-то сказал — спокойно и мягко. Русский перевел:

— Он спрашивает, как твое имя.

"А ведь крещеная душа, проклятый, — обругал его про себя унтер-офицер. — Вишь, из-за выгоды кому угодно, хоть черту, готов служить".

Переводчик повторил вопрос.

Тогда унтер-офицер ответил:

— Данила…

Те двое начали о чем-то негромко совещаться…

Данила отстал от своего отряда, чтобы починить сломавшуюся дорогой арбу. Никого вокруг вроде бы не было, но пока он возился с арбой, появились люди — и много людей. По виду мирные, без оружия. Приближаясь к нему, они подняли крик, в котором Данила только и понял одно слово: "Губернатор". Он усмехнулся: "Тоже нашли губернатора!" Человек десять подошли совсем вплотную. Данила выстрелил. Один человек, вскрикнув, упал. Тут поднялась такая суматоха, что и не приведи боже. На него напали скопом, не боясь выстрелов, и стащили-таки его с арбы. Долго спорили между собой, но убивать на месте, видно, не решились, а связали руки-ноги и, взвалив на ту же самую арбу, доставили в Маргелан. "И надо было мне выстрелить!.." — сокрушался Данила.

Вельможа снова обратился к Даниле и заговорил еще приветливей. Говорил долго. Когда он кончил, Данила повернулся к переводчику.

— Этот человек — большой начальник, близкий самому батыру Пулат-хану, его писарь, — объяснил переводчик. — Можно сказать, второе после Пулат-хана лицо, знаменитый Абдымомун-бек…

Данила дивился. "Не сам это хан, значит. Не привелось, стало быть, увидеть главаря всех бунтовщиков". А переводчик продолжал:

— Данила, друг, этот большой начальник хочет, чтобы ты мусульманином стал…

Данила глаза вытаращил.

— Да, говорит, чтобы ты перешел в мусульманскую веру. Перейдешь, сохранят тебе жизнь, мало того, дадут дом, коня, красивую девушку в жены. Он тебя сыном своим будет считать.

Данила затряс головой. Начальник сразу посуровел, маленькие глазки вспыхнули желтым огнем, как у рассерженного барса.

— Опомнись, Данила, — увещевал толмач. — Зачем погибать понапрасну? Подумай. И отвечай подумавши.

— А чего мне думать-то? — отвечал Данила дерзко. — В какую веру мать меня окрестила, в той и помру.

Толмач:

— А не лучше ли жить в мусульманской вере, чем помереть в той, в которую тебя мать окрестила! А дом, а конь, а красивая девушка?

— Себе их возьми! — оборвал его Данила.

Переводчик умолк. Вельможа о чем-то его спросил. Тот отвечал одним только словом. Не соглашается, мол. Вельможа вскочил, крикнул громко. Прибежал одетый в красное сарбаз, поклонился, руки прижал к груди. Начальник бросил ему два-три слова. Тот выбежал прочь.

— Зря ты, Данила, — покачал головой толмач. — Зря. Что тебе в вере твоей? А жизнь сохранить…

— Вот ты ее и сохраняй. Миру опорой станешь!

Вельможа отдал приказ. Данилу подхватили два сарбаза, выволокли из покоев.

Завязали ему руки за спину, поставили одного у стены. Явились еще сарбазы, человек двадцать. И у каждого фитильное ружье. По приказу десятника начали огонь на фитили высекать. "А ведь убьют", — подумал Данила, и мысли суматошно закружились в голове. "Стой, брат, — взял он себя в руки, — двум смертям не бывать, а одной не миновать".

Некоторое время спустя, неспешно и важно ступая, явился тот самый вельможа. Подле него еще двое в парчовых халатах. Им он что-то толковал, а они кивали головами, злыми глазами уставившись на Данилу. Вельможа обратился к толмачу, тот подошел к пленному.

— Данила, — сказал толмач огорченно, — согласился бы ты…

Данила покачал головой, а те трое тотчас забубнили недовольно, неодобрительно. Толмач опять:

— Он последний раз предложил. Данила, ведь иначе убьют тебя сейчас…

Данила высоко поднял голову, крикнул:

— Слушайте, людоеды! В какую веру крестила меня мать, в той я и умру, слышите, проклятые?

Вельможа негромко сказал что-то и коротко рубанул воздух рукой. Сарбазы взяли на прицел. Высоким голосом отдал команду старшой, и разом грянули два десятка выстрелов. Данила больше не кричал. Все заволокло дымом, закачались, поплыли перед глазами люди, что стреляли в него, и все погасло. Данила повалился ничком.

Вельможа поморщился, повернулся резко и ушел.

Исхак скоро узнал об этом случае.

Спешно созвал совет. Собрались в диванхане беки и саркеры. Здоровались друг с другом негромко, озабоченные неожиданностью. Никто не знал, по какому поводу созвали их.

В дверях показался Исхак. Все встали, отдавая поклон. Исхак был бледен и мрачен. Пришедший с ним вместе Бекназар поставил у дверей вооруженных телохранителей и сам остался у порога. Что произошло? Почему двери под охраной? Сомнения обуревали всех, кто собрался сюда, сомнения и тревога. Но никто не чувствовал причиной происходящего себя самого.

— Ассалам алейкум, почтенные… — поздоровался Исхак, и голос его дрожал от сдерживаемого гнева.

Все дружно ответили. Справа от трона стоял начальник дворцовой канцелярии Абдымомун-бек, слева — Абдылла-бек.

Исхак только подошел к трону, но не сел на него. Оглядел собравшихся пристальным взором. Он не знал, с чего начать. По дворцовым неписаным законам полагалось начинать издалека да не говорить напрямик, а больше околичностями. Но он к таким обычаям не привык, да и язык у него слишком резок для того. Исхак уперся взглядом в Абдымомун-бека, который стоял, весь съежившись.

— Бек…

— Слушаю, повелитель!

— Сколько богоугодных дел совершили вы нынче?

Абдымомун-бек растерялся и, не понимая, что нужно отвечать в данном случае, забормотал:

— Мы идем по пути, указанному богом… Совершаем пять намазов, раздаем подаяния, жертвуем на мечети…

— Кто