Василевс - Валерий Игнатьевич Туринов

дружбу! – стал он отвечать послу. – Но он отверг тот и другой наш дар, как недостойный его высокого положения! Цивилизованные государи в Европе, да и в Азии, ценят дары не по тому, что они из золота! А ценят внимание, оказанное таким образом государю соседнему! Передай же это кагану, что и мы тоже придерживаемся такого же порядка между государями!.. И не хотим оскорбить его какими-то двадцатью тысячами золотых!..

Он замолчал, высказав всё, кивнул головой магистру оффиций.

Тот же подошёл к послу, обратился к нему:

– Его величество император ответил на требования твоего господина!

И он вежливо указал ему на дверь, а четверо схолариев, стоявших подле послов, повернулись к ним лицом и жестом пригласили их следовать вместе с ними до дверей тронного зала.

Послы, в сопровождении схолариев, покинули императорский дворец.

Маврикий и Константина поднялись с трона и тоже вышли из тронного зала.

* * *

Не прошло и месяца с отъезда аварского посла, как Маврикию донесли архонты с Истра, что каган напал на Сингидун.

– Лето же, чёрт возьми! – ругался Маврикий. – Мир же с этим, сволочью каганом!..

– Да, город к тому же не был укреплён! – подтвердил секретарь Лангин.

У Маврикия в этот день, когда пришло сообщение о нападении кагана на Сингидун, собрались на совет его ближние советники, патриции и сенаторы. Здесь же был и квестор Евфалий, комиты федератов.

– Вот к чему приводит твоя скупость! – бросил упрёк Маврикий квестору. – Двадцать тысяч не нашлось, говоришь!.. А сколько жизней заплатили граждане Сингидуна за это!..

Квестор опустил глаза. Но по всему было заметно, что он не считает себя виноватым.

Комит федератов сообщил, что авары захватили жителей Сингидуна в то время, когда они, выйдя из города, работали в поле, радовались хорошему урожаю, настроенные радушно и весело… Был мир с аварами, и они ничего не опасались.

– И вот на тебе! – погрозил он пальцем квестору. – Я же говорил тебе, что будет война!.. Пожалел волк кобылу – оставил хвост да гриву!..

Тут же были и сенаторы. Среди них выделялся претор[157] Эльпидий, молчун, редко скажет за совещание два-три слова.

Маврикий в конце заседания предложил направить послов к кагану.

– Пойдёшь ты, Эльпидий! – указал он на претора. – И тебе нужен помощник, знающий, толковый! С хорошо подвешенным языком, который не полезет в карман за словом! В общем – оратор! Способный уговаривать и сочинять! Коментиол подойдёт для этого в самый раз! Не зря прозвали «скрибоном»![158] Напомните кагану о мирном договоре! Просите о перемирии! Ваш путь сейчас в город Анхиал, на берегу Понта Эвксинского! Там каган устроил сейчас свою столицу! А в построенных там ещё императором Траяном банях, на горячих источниках, моются сейчас жены кагана!.. Хм-хм!..

Пожелав им удачи в переговорах, Маврикий закончил на этом совет приближённых.

* * *

Была уже осень, когда послы прибыли к кагану в Анхиал. Анхиал, крепость на северной дуге Бургасского залива, у подножия горного хребта Гемимонта, продуваемая всеми ветрами в ненастье.

Унылый вид!.. Лист жёлтый уже слетел и унесён был ветром в море…

Их большую команду, из двух десятков всадников, заметили с крепостных стен городка. И там заиграл, тревожно и воинственно, сигнальный рожок. На стенах зашевелились, забегали кочевники. Открылись ворота, подъёмный мост лёг на своё место. И из городка выехала большая группа всадников, в кольчугах, с мечами, за спинами колчаны, полные стрел, поющих о степи и о свободе.

Они съехались. Эльпидий и Коментиол представились:

– К кагану Баяну от императора Маврикия послы!..

Толмач перевёл их слова кочевникам.

Посольских впустили за стены городка. Они заехали в городок. Сотник, старший из наряда, проводил их со своими людьми до места, где указал им разместить свои палатки.

Оставив при них небольшую охрану, он куда-то удалился.

Вскоре он явился снова с толмачом.

– Завтра каган примет вас! – сообщил он посольским.

Юрта кагана, большая, просторная и добротная, стояла неподалёку от места, где встали со своими палатками посольские.

И на следующий день Эльпидий и Коментиол, в сопровождении аварских воинов, прошли до неё пешком.

У входа в юрту их уже ожидал вчерашний сотник. Когда они подошли к юрте, сотник откинул входной полог, вошёл в юрту первым, за ним Эльпидий и Коментиол, затем ещё четверо воинов личной охраны кагана, его фули.

В первый момент, шагнув с улицы в полутёмную юрту, ни Эльпидий, ни Коментиол не увидели ничего… Присмотревшись, они увидели человек десять, сидевших около очага, как обычно делают кочевники. Среди них же сидел человек, высокий ростом по сравнению с остальными, с не восточным типом лица: прямой нос, широкие светлые глаза европейца, загорелый, скорее обветренный в походах.

Сотник провёл послов к очагу, усадил на кошму напротив аварских властных людей и отступил назад, к входу в юрту, встал там, рядом с другими фули.

Каган рассматривал послов некоторое время. Затем он махнул рукой: дескать, говорите…

Эльпидий сообщил цель посольства, как ему было велено императором:

– Император Маврикий напоминает тебе, славнейший каган, об условиях оплаты по договору!..

Но когда толмач перевёл эти слова кагану, тот внезапно взорвался, обрушил на послов целый поток брани и угроз:

– Я решаю, сколько и с кого брать дань!.. Вы, ромеи, нарушили мирные условия! За это я прикажу срыть Длинные стены!..

Он ещё что-то кричал по-своему, горячо и страстно.

Но когда каган замолчал, то заговорил Коментиол, у которого накипело, и он стал изливать свою речь так же страстно, как и каган.

– Ромеи полагали, каган, что ты чтишь своих богов, клятвы дружбы! Что не отказываешься ты от заключённых договоров! Что ты помнишь о многих дарах императора!.. Ромейская земля приняла тебя, чужеземца и пришельца, поселила в своих пределах, когда часть твоих соплеменников, оторвавшись от своего народа, как осколок, была заброшена сюда. Есть в твоей власти земля, обширная и богатая пастбищами! Обитатели её не живут в тесноте, а для вас, вновь прибывших, нет никакого недостатка во всех удовольствиях! Возвращайся же в свои земли и не выводи свои силы из её пределов!..

Коментиол говорил долго, наконец закончил свою речь, перевёл взгляд на кагана.

Лицо того раздулось, стало красным. В глазах заметалось безумное пламя.

И Коментиол понял, что пощады за эту речь ему не будет.

Каган что-то крикнул сотнику, стоявшему с фули у входа в юрту. И те в одно мгновение оказались рядом с послами, вздёрнули их на ноги, заломили за спину руки и вытащили из юрты.

– Заковать их, забить в колодки! – кричал всё ещё каган,