Исабель Альенде - Дом духов

…Пробивается чей-то охрипший голос: „Товарищ Пабло Неруда!“ В ответ: „С нами!“

Чуть погодя другой напряженный голос: „Товарищ Виктор Хара!“[65] И тут же выплескивается: „С нами!“

Короткую тишину разрезает возглас: „Товарищ Сальвадор Альенде!“ И гром голосов: „С нами!“»[66]

Едва ли не этими же самыми словами описываются похороны Пабло Неруды в романе Исабель Альенде. Она только не называет по имени ни Президента, ни Поэта.

В романе ни разу не названа страна, где происходят описываемые события.

В литературоведении есть такой термин — «фигура умолчания». То, что не названо автором, но подразумевается им и легко «прочитывается» читателем, — воздействует на читателя своей «тайной» более сильно, чем прочитанное воочию.

Не остается для читателя тайной и любовь чилийской писательницы к своей земле. Наверное, именно магия этой любви заставила Исабель Альенде взяться за перо. Оказавшись после государственного переворота вне Чили, Альенде мысленно все время возвращалась в родную страну, восстанавливала в памяти историю своей семьи, свою жизнь. А потом, на одном дыхании, написала роман «Дом Духов».

Столь любимый писательницей Пабло Неруда в стихотворении 1969 года «Все еще…» «извиняется» перед читателем:

Простите, что я все время,рассказывая о себе,сбиваюсь на эту землю.Такая это земля.Если в тебе растет она,значит, и ты растешь.Если в тебе погасла,гаснешь и ты.

Так происходит и с Исабель Альенде. Она тоже, начав рассказывать «о себе» (о своей семье, своих близких), «сбивается» на родную землю.

А Чили — страна на Земном шаре поистине уникальная. Узкой полосой (от 15 до 350 км) она протянулась с севера на юг между Тихим океаном и Главными Кордильерами Анд на 4 300 км. На этой земле раскинулись и пустыни, и степи, и горы с вечными снегом и льдом, и тропические и хвойные леса. Страна землетрясений и вулканов…

«Дом Духов» принадлежит к произведениям «нового латиноамериканского романа». К той литературе, «бум» которой в конце 60-х годов во всем мире связан с именем Гарсиа Маркеса.

(В скобках, справедливости ради, заметим: начался «новый латиноамериканский роман» с книг гватемальца Мигеля Анхеля Астуриаса «Маисовые люди», кубинца Алехо Карпентьера-и-Бальмонта «Царство Земное» (обе — 1949 года) и мексиканца Хуана Рульфо «Педро Парамо» (1955). Но, действительно, нужен был «вулканический взрыв» «Ста лет одиночества», чтобы весь мир увидел: в Латинской Америке появилась целая плеяда романистов-новаторов. И еще отметим: один из крупнейших писателей мировой литературы XX века, аргентинец Хорхе Луис Борхес за всю свою долгую жизнь не написал ни одного романа.)

Критики нередко сравнивают «Дом Духов» с произведениями Габриэля Гарсиа Маркеса. Исабель Альенде в таких случаях обычно отвечает, что подобное сравнение для нее только лестно. Возможно, чилийская писательница сознательно училась литературному мастерству на книгах Гарсиа Маркеса; возможно, она невольно попала под их магию. Ведь Гарсиа Маркес заворожил своим письмом многих и многих. И не только в Латинской Америке. Это — «чудесная реальность» латиноамериканской литературы. Но «чудесная реальность» Латинской Америки в случае с Гарсиа Маркесом и Исабель Альенде проявилась еще и в том, что у обоих писателей оказался один и тот же «нелитературный» учитель.

Свое детство колумбиец Гарсиа Маркес провел в доме родителей матери. Критики подчеркивали: «Писатель не раз говорил о том, какое значение для всего его творчества имели впечатления детских лет, проведенных в Аракатаке в доме дедушки и бабушки. Среди важнейших источников художественных влияний Гарсиа Маркес указывает на… свою бабушку Транкилину Игуаран Котес, рассказывавшую мальчику, как водится, всякие небылицы, но с той совершеннейшей натуральностью и серьезностью, что свойственна всем суеверным людям, и вообще на всю патриархальную атмосферу родового дома, населенного многочисленными богомольными тетушками, то есть на традицию народных поверий, устных рассказов о невероятных событиях и т. п. В рассказах бабушки, ее поучениях, говорил Гарсиа Маркес, не существовало границ между „этим“ и „тем“ мирами, а дом оказывался населенным призраками, составляющими часть реальной жизни».[67]

В подобном доме прошло и детство Исабель Альенде. И у нее была такая же бабушка — «совершенно умопомрачительная женщина»!

Есть в романе «Сто лет одиночества» и в романе «Дом Духов» и другое совпадение: братья-близнецы. В обоих романах братья-близнецы играют весьма существенную роль, правда, тему двойничества Исабель Альенде решает совсем иначе, чем Гарсиа Маркес.

А вот совпадение, подчеркивающее родство романа «Дом Духов» и романа «Осень патриарха». Повествование Гарсиа Маркеса о диктаторе буквально «пронизано» поэзией Рубена Дарио. Никарагуанский поэт является антиподом «патриарха». Антиподом диктатора Исабель Альенде в своем романе тоже делает поэта, хотя и иного — Пабло Неруду.

В 1947 году 19-летний Габриэль Гарсиа Маркес задумал написать роман под названием «Дом» — историю нескольких поколений одной семьи. В 1950 году в колумбийской газете «Эль-Эралльдо» он даже опубликовал три отрывка из будущего романа: «Дочь полковника», «Сын полковника» и «Дом Буэндиа». Работа над романом продолжалась добрых два десятилетия. В конце концов роман «Дом» превратился в «Сто лет одиночества». История одной семьи переросла в аллегорическую историю Колумбии. В историю Латинской Америки. Всего человечества… Роман сознательно сделан так, чтобы каждый был волен истолковать его по-своему.

А Исабель Альенде, написав «Дом Духов», словно бы воплотила в жизнь давний замысел своего великого предшественника, хотя выбрала свое собственное художественное решение.

«Сто лет одиночества» и «Осень патриарха» — это романы-аллегории. Создавая образ патриарха, Гарсиа Маркес «придумывал все так, чтобы не получился ни один из реально существовавших диктаторов и в то же время походил бы на всех».[68] Писателя интересовала сама «проблема власти» (эту проблему он исследовал и в «Ста годах…», но там полковник Аурелиано Буэндиа не становится победителем). В Латинской Америке написано уже великое множество произведений о диктаторах — назовем только несколько романов, известных русскому читателю: «Сеньор Президент» Астуриаса, «Книга Мануэля» Кортасара, «Превратности метода» Карпентьера, но по степени художественного обобщения, по философскому осмыслению темы диктаторства роман Гарсиа Маркеса в ряду этих произведений — уникален.

Создав свой роман о тиране, Гарсиа Маркес говорил в одном интервью: «Диктатор — тема искусительная для всякого латиноамериканского писателя. Об этом столько написано, что боюсь, — писатели, которые придут после нас, не решатся тронуть эту тему, будут обходить ее».[69] Но колумбийский классик, к сожалению, ошибся.

Государственный переворот в Чили заставил латиноамериканских — и прежде всего, чилийских — писателей вновь вернуться к теме диктаторства.

Литература чилийского сопротивления чрезвычайно обширна. Сначала — как непосредственный отклик на события — появились стихи и рассказы, позже — пьесы, кинофильмы, романы. И даже сама Исабель Альенде, создав «Дом Духов», не исчерпала темы — она и впоследствии обращалась к ней.

Роман Гарсиа Маркеса «Осень патриарха» впервые был опубликован в 1975 году, вскоре после государственного переворота в Чили. Никогда не скрывавший своих политических симпатий, писатель дал обет: не публиковать художественных произведений, пока не падет режим Пиночета. Колумбийский писатель участвует в кампаниях солидарности с чилийским народом, пишет публицистические статьи, в которых обличает преступления военной хунты. В Чили книги Гарсиа Маркеса оказываются в числе «запрещенных», но его голос слышат во всем мире. «Художественное молчание» Гарсиа Маркеса продолжалось шесть лет; только в 1981 году он выпускает новый роман — «Хроника одного убийства, о котором знали заранее». В этом небольшом романе рассказывается история случившегося в действительности убийства, но, повествуя о реальном случае, Гарсиа Маркес и здесь поднимается до высоты обобщения.

В своем романе «Дом Духов» Исабель Альенде не делает художественных обобщений. Она ставит перед собой иную задачу: до малейших деталей точно воссоздать увиденное и пережитое ею в трагические дни переворота. Стать летописцем конкретных событий. При этом она не старается быть беспристрастным летописцем — гнев, страх, боль, растерянность буквально пронзают последние главы романа.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас свою нобелевскую речь (1967) назвал «Латиноамериканский роман — свидетельство эпохи».