Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

операции оказал большое влияние на дальнейший образ действий союзников. «Победа неприятеля, – пишет Черчилль, – отменила все начинания, пресекла все попытки обхода его северного, балтийского фланга. Подобным идеям пришел конец. Понятная, простая, немудрящая, кровавая фронтальная атака героического человеческого мяса против проволоки и пулеметов; «убивайте германцев», пока германцы убивают нас – обычно вдвое против собственных потерь; призыв сорокалетних, призыв пятидесятилетних и даже пятидесятипятилетних вместе с мальчиками восемнадцати лет; трех и четырехкратный оборот солдат меж бойней и лазаретом – ничего более не осталось в запасе у военной науки».

Неудача Антанты в Дарданеллах укрепила военно-политические позиции Германии и Австро-Венгрии. 14 октября 1915 года Болгария вступила в войну на стороне Центральных держав.

Это была своеобразная компенсация за открытие в мае итальянского фронта, протянувшегося вдоль Южных Альп от Трентино до устья Изонцо, впадающей в Венецианский залив. Формально Италия объявила войну одной Австро-Венгрии. Итальянская армия, насчитывавшая почти 600 000 человек, атаковала почти по всей линии фронта, но ее успехи были мизерными. До конца 1915 года итальянцы потеряли не меньше 250 000 человек, австро-венгры – 165 000.

Империя Габсбургов теперь вела войну на три фронта. Конрад решил, что это непосильная нагрузка для Австро-Венгрии, и попросил помощи у Германии, чтобы в кратчайшие сроки покончить с Сербией. Осенью, по окончании кампании против русских в Польше и Галиции, Фалькенгайн отправил на сербский фронт 11-ю армию Макензена. Австро-германские войска начали наступление 6 октября. Спустя три дня они взяли Белград, а к концу ноября оккупировали всю Сербию (с востока им помогали болгары). Большое наступление, предпринятое генералом Алексеевым на австро-русском фронте, не помогло выправить положение и лишь увеличило список потерь русской армии на 45 000 человек. Остатки сербских войск (55 000 штыков), сопровождаемые десятками тысяч беженцев, перевалив через горные хребты, вышли на албанское побережье. В начале января 1916 года их эвакуировали корабли Антанты. В дальнейшем, пополненные славянскими дезертирами из состава австрийской армии, сербские дивизии приняли участие в действиях на Македонском фронте.

Летом 1915 года далеко на востоке – в Персии и Афганистане – обнаружились явные признаки того, что местные элиты собираются выступить на стороне Центральных держав. Военный атташе Германии генерал граф Каниц прочно обосновался в древней персидской столице Исфагане, откуда пытался возжечь огонь мусульманского «джихада» против «русско-английских завоевателей» по всей Передней Азии. «У порабощенных народов, – говорилось в немецких прокламациях, распространяемых по стране, – есть один друг – народ германский… у Ислама защитник перед Аллахом пророк, а на грешной земле – германский император!» Германские, шведские и турецкие военные инструкторы формировали отряды жандармов и наемников, снабжая их оружием, доставленным из турецкой Месопотамии.

Стремясь предотвратить новую угрозу своему господству на Востоке, Лондон в начале июля настоял на отправке в Персию русского экспедиционного корпуса генерала Баратова численностью 14 000 штыков и сабель (Кавказская кавалерийская дивизия, 1-я Кавказская казачья дивизии и три батальона пехоты) при 38 орудиях. Командование Кавказским фронтом поставило перед ним задачу «до объявления войны Персией России поднять престиж русского имени, а с момента объявления войны занять Тегеран с целью закрепления политического положения России в Персии».

В конце ноября конные отряды Баратова стремительным ударом разметали стоявшие перед ним банды турецко-германских наемников и заняли Хамадан и Кум, а затем вступили в Тегеран. «Мирная жизнь персидского населения, нарушенная боевыми действиями, вошла в свою колею», – говорилось в приказе по войскам, изданном Баратовым накануне Рождества. Персидский правитель Султан-Ахмед-шах велел устроить в честь русских гостей иллюминацию и пышные торжества, а при личной встрече в изысканных выражениях поблагодарил Баратова за «образцовое поведение русских войск и дружелюбное отношение к населению».

В то же время англичане попытались развить наступление в Месопотамии, стремясь захватить в свои руки нефтяные поля близ Персидского залива. Английский генерал Чарльз Таунсенд, продвигаясь вверх по Тигру, 23 ноября 1915 года подошел к Багдаду, но здесь потерпел неудачу и отошел к Кут-Эль-Амаре, где был обложен турками, под руководством германского генерала Кольмара фон дер Гольца.

На Западном фронте 9 мая генерал Жоффр предписал начать наступление на германские позиции в Артуа, протянувшиеся по холмам между Ля-Бассе и Аррасом. Операция была поручена командующему северной группой армий генералу Фошу. Используя опыт только что произведенного Макензеном прорыва у Горлицы, Фош сосредоточил тяжелую артиллерию в количестве 350 орудий на узком участке протяженностью семь километров между Невилем и высотой Лорет. После ураганной артиллерийской подготовки французская пехота бросилась на штурм. Она продавила германскую оборону на два километра вглубь, но дальше наткнулась на проволочные заграждения и бетонированные пулеметные гнезда. Французы проявляли безумную храбрость. Так, в письме одного немецкого офицера есть следующий эпизод, полный восхищения перед мужеством неприятеля: «Французов гораздо больше, чем нас, и они безумно храбры… Что это за люди! Идут на верную смерть… Сегодня был такой случай. Начали, как всегда. Впереди – офицер. Но солдаты замялись. Половина осталась в траншеях. Другую половину мы моментально смели, как метлой. Остался целым один офицер. Машет шпагой и бежит на нас… И вот мгновенно без команды затихла стрельба. Ни мы, ни французы не стреляем. Храбрец постоял перед жерлами наших пулеметов, рука со шпагой бессильно повисла. Повернулся и сконфуженно, как провинившийся школьник, пошел к своим…»

Бои продолжались до 15 мая, когда Жоффр отдал приказ прекратить операцию ввиду невозможности развить прорыв глубже. Лоретское сражение стоило французам до 200 000 человек убитыми и ранеными. «Кровавые жертвы французской армии остались неизвестными, – пишет А. Керсновский, – и в России общественное мнение негодовало на «бездействие союзников», которых мы в прошлом году выручили в Восточной Пруссии и которые сейчас «не желали» нам помочь».

Вслед за этой неудачей союзных войск вновь последовало длительное затишье. По отметке Людендорфа, «после окончания в мае боев севернее Арраса лето 1915 года на западном фронте прошло спокойно».

«Мы, – признавался впоследствии Ллойд Джордж, – предоставили Россию ее судьбе».

Оправдывая свое бездействие, Жоффр писал в русскую Ставку: «Мы их (немцев. – С. Ц.) скоблим понемногу и тем препятствуем переброскам германских сил на ваш фронт. Поверьте, я чувствую, сколь дорого обходится русскому народу эта война, но я опасаюсь, что вы не в состоянии оценить значение тех потерь, которые мы сами несем. Мы теряем в эти боях цвет нации, и я вижу, как после войны мы очутимся в отношении национальной культуры перед огромной пропастью. И не знаю, чем эта пропасть будет заполнена. Что будут представлять собой новые поколения?»

Палеолог в своем дневнике был более откровенен: «По культурному развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия – одна из самых отсталых стран на свете. Сравните