Преклони предо мною колена - Богумил Ржига

— Апостол Матфей.

— Превосходно, — улыбается священник. — Следуешь ли ты этому завету?

— Да, — горячо кивает Дивиш. — У меня только долги.

— Сколько на небе звезд? — спрашивает дальше священник.

— Тысяча двадцать две, — отвечает Марек, он знает эту цифру из Писания.

— Зачем бог сотворил их? — обращается священник к Дивишу.

— Для нашей земли. Для людей.

— Да, — соглашается священник. — В небе не может быть пустыни. Ну если вы так много знаете, то скажите: может ли папа римский попасть в ад?

— Некоторые могут, — вслух размышляет Марек. — Если они помогали дьяволу.

— Был ли ты когда-либо освящен кропилом? — обращается он к Дивишу.

— Я не знаю, что это такое, — покраснел Дивиш. Хороший это ответ или плохой? Но Ян Маха не посвящает его в споры о кропиле между священниками-подобоями, полагая, что о кропиле в самом деле им лучше ничего не знать.

— Я буду рекомендовать вас пану Иржи с чистой совестью. — Этими словами заключает Ян Маха свою проверку.

Оба юноши кланяются и пятятся к двери, счастливые и довольные собой. Они еще не понимают, что им сулит такой экзамен. Но тогда зачем им дана юношеская терпеливость? Чтобы уметь ждать.

Подебрадский пан позвал их к себе в тот же день. Мареку и Дивишу все время приходилось нагибаться, когда они шли за стражником по узкому и низкому коридору. Не сникнет ли вот так же их уверенность в себе? Разве их собираются в чем-то уличить? Они ничем не провинились и предстанут перед паном Иржи с чистой совестью.

В комнате со сводчатым потолком подебрадский пан выглядит меньше ростом, чем казался в фазаньем заповеднике. На нем красно-коричневый плащ и черные штаны.

Сильный и мудрый пан Иржи... Он на целых восемь лет старше Марека и Дивиша, владеет громадными землями и, кроме того, стоит во главе восточночешских ландфридов. Можно даже сказать, что он — восточночешский король. Сравнится ли с ним кто-нибудь в стране? Пока что да. Южночешский король Олдржих из Рожемберка. А настоящий чешский король? Принц Ладислав — ему сейчас семь лет, и император Фридрих не хочет пускать его в Чехию, где его, чего доброго, воспитают не так, как нравится императору.

Значит, в этой комнате обосновалась власть, которая не подчиняется никому. Обстановка простая: ковер, широкий стол, кованый сундук, у окон с видом на Лабу стоят стулья с высокими спинками. Весь остальной мир кажется где-то далеко, да и существует ли он вообще. В этой скромной комнате все внимание юношей сосредоточивается на лице Иржи. Лицо строгое, без высокомерия, но и без снисходительности. Оно вызывает чувство уважения, создает атмосферу серьезности и, пожалуй, торжественности.

Марек и Дивиш застывают в почтительных позах и не удивляются, что их встречают молчанием. Иржи, как обычно, внутренне медлителен. Может быть, именно сейчас он обдумывает какое-то решение. Он бросает испытующий взгляд на одного, потом на другого и тут же переходит к делу.

— Я знаю вас. Знаю, что вы умеете и из каких семей родом.

Они кивают.

— Вы получите почетное назначение. Я беру вас из отряда Яна Пардуса и определяю в свиту пани Кунгуты. С завтрашнего дня вы принадлежите к ее двору.

Иржи говорит свободно, золотистый воздух словно клубится вокруг его головы, образуя нимб.

— Как ее охрана? — не понимает Дивиш.

— Нет, — впервые улыбнулся Иржи. — Будете служить дамам как рыцари. Из всего отряда легкой конницы я выбрал именно вас. Знаете ли вы рыцарские обычаи?

— Да, — кивает Марек.

Он знает, что двор княгини и королевы не обходится без кавалеров. Что-нибудь в этом роде имеет в виду Иржи? Он хочет поднять свой двор на высший уровень? Завести в подебрадском замке порядки на европейский манер?

— Я не хочу, чтобы вы перестали быть воинами, но теперь прежде всего вы должны считаться с тем, что хотят дамы.

— Понимаем, — согласился Дивиш.

— Молиться — это не ваша забота, — продолжает Иржи. — Я хочу иметь светский двор.

— Мы больше любим смеяться, чем молиться. — На этот раз Дивиш говорит то, что думает.

— Смеяться будете, когда засмеется пани Кунгута, — холодно отвечает Иржи.

Он заранее предупреждает случайные срывы юношей. Марек и Дивиш уже не годятся в пажи, но и истинной мужественности им еще не хватает.

— Удостойте нас доверием, — произносит Марек именно то, что хочет услышать Иржи.

— Вы будете охранять дам и помогать им. Вы должны ограждать их от неприятных случайностей.

— Можете на нас положиться, — обещает Дивиш.

— Я часто буду уезжать из Подебрад.

— Можете положиться на нашу преданность, — говорит Марек.

— Я верю вам, — произносит Иржи и жестом отпускает юношей.

Они уходят — сначала с достоинством, как это положено людям, принявшим на себя ответственность, а потом, уже по двору, бегут сломя голову. Марек чувствует, что между панами начинается великая борьба. Пока что эта борьба скрытая, но карты уже розданы и противники пробуют свои силы. Один из ходов, и ходов не случайных, — возвышение подебрадского двора до положения княжеского. Дивишу подобные рассуждения чужды. Он сообразил пока лишь одно: он будет возле Бланки Валечовской. Значит, должен соответственно одеваться и вести себя. Это знает и Марек. Его тревожит только одно — как отнесется к нему Андела?

Они приступают к службе, понимая, что надо к ней подготовиться. Замковый портной шьет им темнокрасные штаны в обтяжку и синие куртки с разрезом на правом боку. Перчатки обтягивают руки, потому что руки их должны работать, им ничто не должно мешать. Пояс будут носить по моде, ниже талии. Оба очень эффектны — и темноволосый задумчивый Марек и светлый улыбающийся Дивиш.

Во время первого обеда дамы смотрят на них испытующе, а затем с удовлетворением. Юноши обслуживают их быстро и бесшумно. Мареку удается овладеть собой даже в те минуты, когда он подает блюдо с дичью или пряник с медом Анделе. Она благодарит его взглядом, и Марек счастлив, что она отличает его. Он смотрит на ее нежную шею, ощущает ее легкое дыхание и смутно чувствует, что их что-то связывает, что их что-то объединяет. Ее отношение к людям оказалось непривычно простым. Марек об этом узнает в течение нескольких дней. Андела относится к нему как к дворянину, как к человеку, у которого есть только имя. Ее не интересует, богат он или беден, храбрый он или обыкновенный.

Она и на этот раз красива, и опять по-другому: волосы приглажены гребнем из слоновой кости, видны только