Архонт росский - Александр Владимирович Мазин

Тот же Харальд Золотой. Он мне, помнишь, сестру в жены обещал! Когда забирать поедем?

А чуть позже у Сергея с Избором состоялся разговор интимного характера. Никак иначе не определить процесс наречения именами личного оружия.

— Негоже, — сказал ведун, — когда у такого, как ты, клинки безымянны.

— А кто сказал, что безымянны? — поднял бровь Сергей.

Имя синдского клинка ему было ведомо. Огнерожденная. Но называть его вслух как-то не получалось.

Но сейчас произнес. И удостоился одобрительного кивка.

Франкский меч…

— Он у тебя пустой покуда, так что я сам его нареку, — решил за Сергея Избор. — Дай-ка сюда!.. Гож, ой гож, — ворковал ведун, глядя на клинок, как гурман на каплуна после недельной голодовки. Первого, естественно.

«Не дам! Пусть даже и не надеется!» — мысленно приготовился Сергей.

— Последний Довод… — наконец-то выдал Избор. Но тут же исправился: — Таково было бы его имя, кабы не видел я его назначение. А потому ему другое имечко требуется… — Избор снова задумался, а потом выдал: — Рог Битвы! — И прибавил деловито: — Сыну отдашь, когда в силу войдет. А как родится, мне такое же диво подаришь. Ведаю: твой коваль-умелец может и получше этого сковать, — Избор погладил уникальный в своем роде предмет, тесак из булата, скованный, кстати, тем же умельцем. Ух он тогда и ругался! И понятно почему. Это даже хуже, чем лучшую корабельную древесину, отборную, высушенную в идеальных условиях, на рыбацкий челнок пустить.

«Ведает он, — подумал Сергей. — Да об этом все Белозеро знает».

Но, в принципе, заявка справедливая. Сергей даже укол совести ощутил: заслужил старый полноценный клинок франкской ковки. Сергей мог бы и сам об этом подумать. Избор ему точно не меньше добра сделал, чем тот же Стемид.

— Есть у меня для тебя клинок, — слукавил он. — Для подходящего случая припасал. Но раз уж речь зашла, сегодня и подарю.

— Нет! — отрезал ведун. — Я слово сказал. По нему и будет. Жди. Сын родится — за него и отдаришься. И имя сыну дашь по сему клинку: Рогвлад. А я уж так и быть, — Избор хмыкнул, — потерплю до будущей осени. А сейчас вот на этом клинке поклянись, что сделаешь, как сказал.

Ведун, блин. Даже не сомневается. Сын, значит. Рогвлад. Ну да почему нет? Но вслух сказал другое:

— Это мне что ж, теперь его в запасник уложить?

— Дурной совсем! — Ведун сделал попытку дать Сергею подзатыльник, но те времена прошли. Увернулся. — А кто его кровью кормить будет? Бабы твои?

— Поклясться-то я могу, — сказал Сергей. — Но в бою, знаешь ли, всякое случиться может. И со мной, и с мечом. Даже таким, как этот.

— Вот чтобы не случилось и поклянись! Удачей своей поклянись. Вложи долю ее в него. Ты его держать станешь, а он — тебя. И когда ты его сыну отдашь, удача твоя той долей к нему перейдет.

— Добро, — Сергей принял меч, прижал ко лбу холодный металл и, глядя в глаза ведуну, медленно и торжественно произнес слова клятвы. Потом, тоже как заведено, коснулся лезвием предплечья, смочив металл каплей собственной крови.

— Вот теперь хорошо, — одобрил Избор. — И особо мне любо, что не боишься, что, отдав меч, сам без удачи останешься.

— А я, старый, глупого не спрашиваю, — усмехнулся Сергей. — Удача — не кошель с монетами. Она — как радость. Поделишься — не убудет. Да и не моя она, сам же знаешь.

— Уж знаю, — ответно ухмыльнулся ведун. — Да не знал, что знаешь ты.

— Теперь знаешь.

Сергей засмеялся. Без причины. И ведун поддержал вороньим своим карканьем. Потом вспомнил:

— Нож! Нож мой не поименовали!

— Твой нож, ты и именуй, — парировал Сергей.

— Дай сюда!

Сергей наклонился, вынул из кармашка в сапоге первый ведунов дар, передал дарителю.

Избор поднес нож к уху, наморщил лоб, прислушиваясь.

— Да ну! Шутишь? — воскликнул он через минуту.

— Что? — заинтересовался Сергей.

Не то чтобы он верил в говорящие клинки… Но верил. Любой настоящий воин верит.

— Щаул[2]. Щаул его зовут.

— Да ладно!

Удивил. Только не понятно кто: ведун или ножик.

— Буду звать тебя Щаул, — сказал Сергей возвращенному оружию последнего шанса. — Не против?

Ножик промолчал.

Значит, быть по сему.

— Посмотри на меня, муж мой! Разве я не хороша?

— Ты великолепна, — искренне признал Сергей.

После родов Колхульда немного раздалась в бедрах, округлилась, окончательно потеряв угловатость подростка, и, кажется, даже в росте прибавила. Что, в общем, не удивительно в ее годы. Смотреть на нее Сергею было приятно. Возбуждающе.

— Лучше, чем Искора? — Колхульда приподняла отяжелевшие от молока груди.

Вот дурочка.

— Ты моя красавица! Ты моя водимая[3]! Кто с тобой сравнится?

Засияла.

— Поэтому ты прогнал ее в Киев?

— Ну почему же прогнал? — Сергей аккуратно положил на ларь вышитую птицами шелковую рубаху. — В Киеве она нам пригодится. Там у меня тоже подворье. Нам, — он положил руки на белые прямые плечи. Точно подросла супруга. — Нам нужен в Киеве верный человек. А кому мы с тобой можем доверять, если не младшей жене? А здесь она зачем, если есть ты?

— Ага… — Язычок выскользнул, облизнул пухлые губки и спрятался. — Я с хозяйством и сама теперь управлюсь. И возлечь с тобой… Всегда!

Выскользнув из рук, упала на колени…

Ну нет, сапоги Сергей и сам может снять!

— Эй, а меч зачем? — всполошился Сергей.

— Сын! Я хочу сына! — решительно заявила Колхульда, укладывая в изголовье обнаженный франкский клинок.

Избор, зараза!

Хотя какая разница?

— Его зовут Рог Битвы, — сообщил Сергей, сжимая напрягшиеся ягодицы жены. — А это мой рог. Чувствуешь?

Колхульда всхлипнула. Она чувствовала. Обвила руками шею Сергея и повалилась на ложе, на спину, увлекая его за собой и сразу выгибаясь навстречу:

— Быстрее, мой бык!

Но Сергей не торопился. Она была в его власти. Каждый крошечный вздыбившийся волосок на ее предплечьях был — его. Чем дольше, чем мучительнее жажда, тем ценнее каждый глоток. И он заставит ее вытерпеть все.

То медля, то ускоряясь… И застывая, придавливая всем телом, так, что не шевельнутся: только глухо скулить, рычать, всхлипывать,