Следопыт - Чары Аширов

скоро и вы попадетесь ко мне в лапы и уж я с вами разделаюсь так, что никогда больше с отцом не будете ходить по следу!» Баллы сжался, точно в него направили стрелу. И в тот же миг Таймаз, будто и не сердился вовсе, заискивающе улыбнулся Ходжамураду:

— Ходжамурад, ей-богу, пусть повержен буду святым пророком, не я привел этих верблюдов, а Мяткерим по ошибке, думал, что наши. Клянусь богом, поверь. У нас теперь и верблюдов нет, всех сдали в колхоз.

— Рябой, найди быстро Мяткерима!

— Он здесь близко. Сейчас придет, — затараторил Таймаз и окликнул Мяткерима.

Из дома вышел здоровенный курд и быстро зашагал к ним. Караджа сразу узнал в нем того, кто некогда, в горах, стегал их с Мурадгельды кнутом и под прицелом винтовки привел к Тайм азу.

«Курд может узнать меня», — забеспокоился чабан. Но тот и не взглянул на Караджа. Подошел и тихо поздоровался.

— Да, Таймаз-ага, я пришел, — сказал он и опустил голову.

Курбанлы рассердился:

— Немедленно приведи верблюдов, которых ты по ошибке пригнал из Гагшала!

— Хорошо, Курбанлы-ага, сию минуту! — ответил он и пошел к стоявшей на привязи гнедой лошади. В ту же минуту послышался удаляющийся стук копыт.

Баллы отступил немного назад и присмотрелся к следу Таймаза. Мальчик без труда узнал этот след. Его только дивило, что такой взрослый человек бессовестно врет.

Ходжамурад хмуро взглянул на Таймаза:

— Если еще раз услышу, что занимаешься таким делом, — сошлю!

— Валла, Ходжамурад, я никогда не крал! Говорят же: «Жрал волк или нет, все равно его пасть в крови». Как пропадет у кого скотина, так сразу меня подозревают. Я теперь колхозник. Спроси у председателя, ни одного дня не было, чтобы не выходил на работу. Раньше всех являюсь.

Курбанлы перебил его:

— Дорогой Ходжамурад, зачем мы здесь топчемся. Зайдемте в дом. Поговорим за чаем и едой. Да и следопыт ваш пришел издалека, небось, проголодался.

Все посмотрели на Баллы, который стоял в сторонке и, раскрыв рот, слушал их разговоры. Таймаз опять метнул на него озлобленный взгляд.

— Значит, этот мальчик сын Мурадгельды. Я слышал, что его отец охотится в горах, это верно? — спросил он уже почти ласково.

Но ему никто не ответил, может, потому, что в это время во двор въехали двое всадников и отвлекли внимание. Курд Барат подбежал и схватил повод их коней.

Один из приехавших был высокого роста, бледнолицый, редкобородый человек, глаза у него голубые-голубые. Другой — полный, с черной густой бородой на пухлом лице. При виде их Курбанлы сильно встревожился, а Караджа признал в них тех самых людей, с которыми он и Мурадгельды когда-то ночевали в этом доме.

Гости долго и вежливо справлялись о жизни и здоровье родственников. Редкобородый несколько раз посмотрел на Караджа, подумав: «Где-то я видел этого человека? Лицо знакомое. Но где, сразу не припомню».

Караджа сильно напугал пристальный взгляд голубоглазого. А вдруг редкобородый черт меня узнает и спросит: «Ну, байский сын, помнишь, как в прошлую нашу встречу ты искал своих верблюдов. Нашел ли их?» И Курбанлы догадается, что я не байский сын, и Таймаз смекнет, что я не родня Курбанлы. Все откроется…»

Ходжамурад понял, что Караджа встревожен появлением новых гостей.

— Вы, видать по всему, из духовного сословия, — стал наступать на редкобородого Ходжамурад. — Из какого же вы будете села?

Хозяин дома сильно забеспокоился, боясь, что гость скажет что-нибудь невпопад. Он торопливо повторил:

— Да что же это мы, Ходжамурад-джан, стоим во дворе, не заходим в дом? За чаем и расспросим, кто из какого села, — отвел он вопрос, на который редкобородому трудно было ответить.

— От хлеба, соли отказываться нельзя. Ну-ка, следопыт, пошли. — Ходжамурад, кивнув в сторону мальчика, первым направился в дом.

За ним — и все остальные вошли в низенькую глинобитную комнату, убранную ковровыми подстилками. Курд принес и поставил перед ними чай, пиалы. Он внимательно поглядел на Караджа, улыбнулся ему и вышел.

«Подлый курд, кажется, узнал», — снова стал тревожиться старый чабан. В это время послышался стук копыт удалявшихся со двора всадников. Лицо Курбанлы просветлело и, пододвигая свой чайник, он с явным удовольствием обратился к гостям:

— Ну, чего же вы, пейте на здоровье.

— Наверно, у рябого был секретный разговор с этим редкобородым, — заметил Ходжамурад, — что-то он со своим товарищем быстро ускакал.

Но тут вошел сам Таймаз и стал сетовать:

— До чего же упрямые люди. Так умолял их зайти попить чаю, отказались. Пришлось проводить…

— Такой подозрительный человек смирно сидеть не станет. Откуда этот человек? Как его зовут? — пытался разузнать Ходжамурад.

— Разве приличествует сразу же справляться об имени того, кто случайно зашел к тебе в дом? Первый раз его вижу, — не моргнув, ответил Курбанлы.

Однако Караджа подозревал, что редкобородый — частый гость Курбанлы. Но из страха, что ему припомнят прошлый обман, он не решался заговорить обо всем этом…

Во время обеда Мяткерим пригнал пропавших верблюдов. Когда Караджа и Баллы стали угонять их, Ходжамурад тоже поднялся. Сколько ни просил его хозяин переночевать, он не согласился и отправился вместе со своими спутниками.

Тяжело нагруженный осел, семенивший по кривой тесной, улочке, свернул в проем забора и, поравнявшись с домом Мурадгельды, остановился. Вокруг него собрались невестки Мурадгельды и жена, уже почтенных лет женщина. Они бы, наверно, продолжали суетиться возле груза, если бы не раздался окрик Мурадгельды:

— Оставьте в покое осла, займитесь своими делами.

Женщины разошлись. Мерген сиял с осла груз, состоящий из горного козла и десятка куропаток, затем вошел в дом, где ему невестки уже приготовили чай.

Мурадгельды сидел в левом углу кибитки и неторопливо попивал зеленый чай. Поглядывая на него, жена озабоченно думала: «Баллы ушел на пастбище еще вчера утром, а сейчас уже подходит к концу второй день. Бедное дитя… С ним, наверно, случилась беда… Старшие три сына еще перед рассветом отправились на поиски мальчика. А утром ушли и соседи. Но ни от кого нет вестей… Мерген очень любит своего младшего сына. Если он узнает, что Баллы не вернулся, у него сердце не выдержит…»

Мерген поглядел на бледное лицо жены и понял, что она чем-то встревожена.

— Дурджемал, что-то сыновей не видно? Обычно, когда я возвращался с такой добычей, все вокруг радовались. И невестки сегодня грустны. Не случилось ли чего? Все ли благополучно? — спросил он. — Я голоден с самого утра, — добавил он, глядя на жену.

— Доченьки, пойдите и приготовьте отцу что-нибудь поесть. С нами аллах. И от того, что все мы будем вот так печально сидеть,