Наука побеждать - Наполеон Бонапарт

венгерским, который в деле не был; Финкенштейновы были подкрепляемы, кроме конницы, баталионами десятью пехоты; вся сия пехота – прекрасное зрелище – с противной черты, на полувыстреле, давала на нас ружейные залпы; мы почти ничего не потеряли, от них же, сверх убитых, получили знатное число пленников; при сих действиях находились их лучшие партизаны, и Финкенштейновым полком командовал подполковник и кавалер Реценштейн, весьма храбрый и отличный офицер; потом оставили они нас в покое.

В 1762 году отправлен я был к высочайшему двору с депешами от генерала графа Петра Ивановича Панина и ее императорским величеством произведен в полковники следующим собственноручным указом: «Подполковника Александра Суворова жалуем мы в наши полковники в Астраханский пехотный полк».

В 1768 году пожалован я бригадиром при Суздальском пехотном полку и, командуя бригадою, отряжен был с оным и двумя эскадронами командующим корпусом генералом Нумерсом от стороны Смоленска в Литву, к Орше, откуда, как корпус прибыл, выступил дале, к литовскому Минску, где корпус со мною соединился; оттуда с реченным отрядом войск предписано мне было следовать поспешно к Варшаве, разделя сей отряд на разные части и две колонны; во время разных волнованиев в Литве был мой марш на Брест-Литовский, где, соединясь, прибыл я к жмудскому Минску, под Варшавою пять миль, – здесь примечу, что одна колонна была в пути до ста двадцати, другая, со мною, до ста тридцати тамошних миль; но марш был кончен ровно в две недели, без умерших и больных, с подмогою обывательских подвод, – и потом прибыл на Прагу, к Варшаве; оттуда разогнал я незнатную партию, под варшавским маршалком Котлубовским. Чрезвычайный посол, князь Михайла Никитич Волконский, отправил меня в Литву для усмирения мятежей; я взял половину реченного деташемента и прибыл к Брест-Литовскому, где я услышал, что мятежники не в дальности и что близ их обращаются разные наши начальники с достаточными деташементами. В сем пункте я оставил людей большое число, сам же взял с собою, не мешкая нимало, суздальских 60 гренадеров, 100 мушкетеров, более 100 стрелков, при двух пушках, и 36 воронежских драгун; повстречался я с графом Кастелли при 30 карабинерах и толиком числе казаков и взял его с собою. Маршировавши ночь, против полден, повстречались мы с мятежниками под Ореховым; их число возвышалось близ 10 000, что была неправда; я их полагал от 2000 до 3000; начальники их были маршалки и иные – достойный Ксавиер Пулавский, который здесь убит, брат его Казимир, пинский Орешко, Мальчевский, Заремба – числом девять. Я их ведал быть беспечными, в худой позиции, то есть стесненными на лугу, в лесу, под деревней; как скоро мы франшировали три тесные дефилеи, где терпели малый урон, началась атака, но продолжалась от четырех до пяти часов; деревня позади их зажжена гранатою; кратко сказать, мы их побили; они стремительно бежали, урон их был знатен; в числе пленных обретался Пинский драгунский полк с его офицерами, но очень малосильный; потом с отрядом прибыл я в Люблин, где, по важности поста, учинил мой капиталь. Разбит был главный полковник N близ Климонтова, в Сендомирском воеводстве, малым отрядом под моим предводительством и потерял несколько сот с пятью пушками; атаковали мы Ланцкорону, за Краковом, овладели городом, кроме замка, и разбили противного генерала N, пришедшего на выручку. В местечке Уржендове, на Висле, супренировал я ночью войска маршалков Пулавского и Саввы; тут, при великой потере, достались нам в руки драгуны сего последнего, и он был так ранен, что, по бессилию, скоро после погиб; их самих прогнали из-под Красника. Разбит был в лесах, к стороне Владимира, полковник Новицкий и той же ночи в деревне N вовсе разрушен. По многим действиям так называемою Главною конфедерациею город Краков так был стеснен, что нашим тамо войскам недостаток в субсистенции наступал; я дал моим отрядам рандеву на реке Сане, отбил прежде преграду их на реке Дунайце и по некоторых ночных и денных битвах достиг до Кракова, откуда мятежников прогнал; в той же ночи, противу рассвету, напал неподалеку Кракова на их тыницкие укрепления, где сверх многих побитых, в том числе штыками, забрали мы много в плен их лучшей пехоты из распущенных саксонцев с немецкими офицерами и артиллериею. На другой день было славное происшествие под Ланцкороною, где собранные множественные мятежники были вконец разбиты; погибли несколько французских офицеров с пехотою, на их образ учрежденною; убито два маршалка: пинский Орешко и князь Сапега; при многих пленных мне достались в руки маршалки: краковский Миончинский и варшавский Лясоцкий. Едва сие кончено, как я извещен о сильной диверсии мятежников к стороне Замостья и Люблина; надлежало мне спешно туда обратиться. Побита была прежде их достаточно собравшаяся из рассеянных часть, при реке Сане; в числе пленных были некоторые иностранные офицеры; потом мятежники сильно были разбиты, рассеяны под Замостьем и из крепости деложированы. Сраженьев сих было много, но примечательных было девять, которых планы я отправил к генералу Веймарну. Французский бригадир Мезьер, обретавшийся при мятежниках поверенным в делах, но сей скоро отозван к своему двору, и на его место прибыл Виомениль, генерал и кавалер ордена Св. Людовика большого креста. Возмутилась вся Литва; регулярная ее из полков немецкого штата и компутовых хоронг армия, с достаточною артиллериею и всем к войне надлежащим снабденная, собралась, как и довольно из регулярных войск, под предводительством их великого гетмана, графа Огинского, который сперва и получил некоторые авантажи. Собрал я всего войска до 700 человек и две пушки; тут были и легионные, которые прежде нечто от г. Огинского пострадали; но имел я храбрых офицеров, привыкших часто сражаться вблизи. Шли мы чрез Брест-Литовский и прямым трактом, но поспешным маршем, сблизились с армиею г. Огинского, который дневал под Столовичами; пойманы фуражировавшие уланы; принявши их ласково, сведал я от них нужное о их расположении; остерегал его генерал Беляк; но он не верил; в ту же ночь пошли мы на атаку, продолжали марш без малейшего шума, целя на его огни. Ночь была темная, и к утру пал туман; пехоту я поставил в первой линии, артиллерия – в середине; вторая линия была вся из кавалерии; позади артиллерии был пехотной резерв, позади второй был особый резерв, из пехоты и конницы; казаки были рассеяны с крыл и сзади; нападение наше на литовцев было с спины; мы к ним приблизились нечто до рассвета, так тихо, что деташированные с генералом Паткулем порубили несколько их часовых и, по данному сигналу, встречены были от них из местечка сильною стрельбою, ружейною и из