Луис Ламур - Приносящие рассвет

Вокруг была земля индейцев, а мы прекрасно понимали, что положение воина в племени зависит от количества одержанных побед. А победа для индейца — это умение первым ударить врага, причем считается особой доблестью добить упавшего человека, потому что тот иногда может лишь притворяться мертвым.

Индеец, особенно преуспевший в конокрадстве, выбирает себе жену из лучших девушек племени. За жену надо платить выкуп, и поэтому индеец может позволить себе столько жен, насколько хватит богатства, которого как правило хватает лишь на одну. Редко на две-три.

Оррин не забыл Лауру и к тому же злился на меня, что я отговорил его работать на Приттса.

— Он платит неплохие деньги, — сказал Оррин однажды вечером.

— Деньги за кровь, — добавил я.

— Все может быть, Тайрел. — В голосе брата не слышалось дружелюбия. — Ты что-то имеешь против мистера Приттса? А может и против Лауры?

«Ну-ка, полегче, брат мой, — сказал я себе, — это опасная тема».

— Я о них ничего не знаю. Только то, что ты мне рассказал. Они вроде бы собираются заполучить чужую землю.

Оррин хотел что-то сказать, но тут встал Том Санди.

— Пора спать, — прервал он наш спор. — Завтра рано вставать.

Мы с братом улеглись, у обоих на языке вертелись невысказанные слова, но лучше бы мы их и не говорили друг другу.

Однако Оррин задел меня за живое. Мне действительно не нравились ни Приттс, ни его дочь. По-моему, она была какая-то неестественная, а таких двуличных проходимцев, как Джонатан Приттс, я всегда не любил.

То, как он свысока поглядывал на окружающих с видом новоанглийского превосходства, не обещало ничего хорошего тому, кто с ним не согласится. И я верил в то, что говорил Оррину. Если Приттс у себя дома был такой большой шишкой, то что он делает здесь?

На рассвете мы доверху наполнили фляжки водой, потому что неизвестно, где встретится следующий источник. По траве гулял сухой ветер. В Мад-Крик, около которого мы разбили лагерь, вечером было достаточно воды, чтобы напоить лошадей, но когда мы уходили, там не осталось ни капли. До источников в Уотер-Хоулс предстояло пройти семь миль, и если воды там не окажется, нас ждал дневной переход до речки Литтл-Арканзас.

Солнце пекло нещадно. От копыт лошадей и мулов высоко поднималась пыль и долго висела в воздухе. Если где-нибудь поблизости находились индейцы, они нас непременно заметят.

— В этих краях, чтобы плюнуть, надо как следует постараться, — заметил Том Санди. А как в тех землях, куда мы направляемся, Кэп?

— Хуже… Но надо знать местность. Одно радует — там, кроме команчей, никто больше не путешествует, так что вся вода будет в нашем распоряжении.

Теперь Друсилья ездила со мной ежедневно. И каждый раз я ждал ее все с большим нетерпением. Мы уезжали на полчаса, самое большее — на час, но как-то само собой получалось так, что я радовался, когда мы были вместе, и не находил себе места, когда Друсилья не появлялась.

Дома я редко общался с девушками, сторонился их, не желая лезть в петлю, из которой не смогу выбраться… Но Друсилья вызывала у меня совсем другие чувства.

Ей было лет шестнадцать, а испанские девушки выходят замуж именно в таком возрасте или даже раньше. Правда, и у нас, на холмах Теннеси, тоже. Однако я был беден, не имел ничего, кроме серого в яблоках коня, пары мулов, старой винтовки «спенсер» и револьвера в кобуре. Не слишком много.

Тем временем я постепенно знакомился с vaqueros. Раньше мы общались только с белыми американцами, к другим же у нас дома относились настороженно. Так вот, познакомившись с людьми дона Луиса, я понял, что они хорошие ребята и настоящие ковбои.

Мигель был сухим жилистым парнем и лучшим наездником из тех, кого мне вообще приходилось видеть. Он был года на два старше меня — красивый, улыбчивый и всегда готовый ехать на разведку местности.

Командовал всеми vaqueros Хуан Торрес — ладный человек небольшого роста лет сорока с лишним. Он редко улыбался, но всегда был приветлив. Из всех моих знакомых он лучше всех владел винтовкой и револьвером. Торрес начал работать у дона Луиса Альварадо еще ребенком и относился к нему, как к богу.

Пит Ромеро ничем особенным не отличался, а в жилах худощавого дьявола Антонио Баки — текла не баскская кровь. Мне показалось, что он считает себя даже лучшим стрелком, чем Торрес. Было в нем еще кое-что, правда, сначала я думал, что это всего лишь мои домыслы, но неожиданно об этом упомянул Кэп.

— Ты обращал внимание, как на тебя смотрит Бака, когда ты говоришь с сеньоритой?

— Заметил. Похоже, ему это не нравится.

— Будь поосторожнее. В нем слишком много злости.

Вот и все, что сказал Кэп, но я запомнил его слова. Судя потому, что я слышал об испанцах, они люди очень ревнивые, хотя вряд ли какая-нибудь девушка относится ко мне серьезно, когда рядом такие ребята, как Оррин или Том Санди.

Человек может убедить себя во многом, и по-моему, самые серьезные неприятности между мужчинами возникают не из-за денег, лошадей или женщин, а именно из-за того, что люди о себе вообразили. Одному человеку почему-либо может не понравится другой. Просто так, без всякой причины. А если возникла антипатия то вот тогда сразу появляется или лошадь, или женщина, или выпивка… И как следствие — драка, перестрелка, поножовщина.

Вот Ред Карни. Он решил, что может справиться с кем угодно. И из-за этого чуть не умер.

На Литтл-Арканзасе мы остановились около утеса, где бил родник и маленький ручеек стекал в реку. Вода была отличная, только чуть-чуть солоноватая.

После того, как на ночь поставили часовых, я, взяв винтовку и флягу, вышел из лагеря и спустился к Литтл-Арканзасу. Наступили сумерки, но еще не стемнело. Подойдя к берегу речки, в которой было больше песка, чем воды, — я прислушался.

Надо полагаться на свои чувства, и быть очень внимательным. Я никогда не считал эту местность безопасной, поэтому не только прислушивался, но и принюхивался, и вглядывался в вечерний воздух. В прерии запахи ощущаются гораздо острее, поэтому быстро начинаешь чувствовать, что где-то поблизости индеец, лошадь или медведь.

Вдалеке сверкали зарницы и доносились отголоски громовых раскатов.

Я терпеливо ждал, вслушиваясь в тишину. Через некоторое время на другом берегу реки стукнул камешек, а потом из густых зарослей кустарника потянулась цепочка всадников, которые спустились к реке.

Скорее всего их было человек двенадцать, может быть и двадцать, и, несмотря на плохую видимость, я различил на их лицах белые полосы, означавшие боевую раскраску.

Всадники пересекли реку ярдах в шестидесяти — семидесяти ниже по течению и направились в прерию. Я понимал, что они не стали бы разъезжать так поздно, не будь рядом их стоянки. Стало быть, индейцы расположились где-то поблизости, а это уже опасно.