Анна среди индейцев - Пегги Херринг

— Я поговорю с ними. Но они не обрадуются моим словам. Я не перестаю повторять им, что все наладится. Но они мне перестают верить.

— Простите меня, Маки. Я дала обещание, а потом лишь доставила много новых хлопот.

Вздохнув, он откладывает читулт.

— Ради ребенка я попытаюсь. Но хаос, учиняемый вашими людьми, уже нельзя долее выносить. Нужно восстановить порядок.

Когда все возвращаются с работы — муж целый день провел у скал с мужчинами, где они охотились с гарпунами на осьминога, чтобы завтра использовать его как наживку, — мы принимаемся за вечернюю трапезу, которая, естественно, состоит из оленины, уже запеченной в яме на берегу. Я видела, как дым невесомой спиралью уходит в небо, сгибаясь в сторону леса, и чувствовала запах готовящегося мяса. Кости потрескались, и я высасываю их содержимое. Мы едим оленину с ягодами — теми самыми, оранжевыми, которые я собирала перед побегом.

Тимофей Осипович распинается в течение всего ужина. Из его рассказов о прошедшей охоте создается впечатление, будто он в одиночку выследил, загнал, убил и разделал обоих животных. Алеуты ему не возражают, а Овчинников, как обычно, только посмеивается. Муж сидит так близко ко мне, что я чувствую, как он жует. Он в основном молчит.

Затем Тимофей Осипович говорит:

— Ну, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! Надобно принести поздравления. Я должен был сказать что-то раньше, но хотел дождаться, когда мы все соберемся вместе. За славное потомство! — и он поднимает воображаемый кубок.

Овчинников, кивнув, восклицает:

— Здоровья и счастья вам!

Я перевожу взгляд на другую сторону дома. Инесса со второй девушкой смотрят на нас. У Инессы уже такой большой живот, что ей, наверное, неудобно садиться на пол и снова вставать. Я улыбаюсь ей, и она отвечает слабой улыбкой, а потом поворачивается и что-то говорит второй девушке. После чего они возвращаются к еде. Колюжа со шрамом на груди не видно, но я уверена, что он стал мужем Инессы.

Задолго до восхода мужа будят, чтобы идти ловить рыбу. Наживка из осьминога ждет.

— Почему так рано? — сонно шепчу я.

— Нам нужно добраться до палтусовых мест до рассвета, — говорит он.

— Кому это — нам?

— Колюжам. Овчинников тоже едет, но Тимофей Осипович остается.

— И как они переживут разлуку? — бормочу я, потягиваясь, и он смеется. — Хотелось бы мне, чтобы ты остался вместо него.

— Я могу сказать, что не поеду.

— Нет! — восклицаю я, вспомнив о Маки и полностью проснувшись.

Он тихо смеется.

— Я рано вернусь. Не волнуйся.

— Коля… пока ты не ушел… не мог бы ты найти Полярную звезду и пожелать ей от меня доброго утра?

— Непременно.

Он целует меня.

Двое мужчин копают землю. Мы далеко от домов, на огромном лугу. Сухая трава колеблется под порывами ветра. Но ветер сегодня слабый. Это самый жаркий день с тех пор, как мы прибыли в эти края. Я обливаюсь потом после долгой ходьбы, по большей части в гору. Мужчины, женщины, дети — все что-то несут: орудия с длинными черенками, большие корзины для воды и еду. По количеству еды я понимаю, что мы здесь надолго.

Тимофей Осипович с алеутами тоже здесь.

На лугу тепло, пахнет сухой травой и свежевскопанной землей. Порхают бабочки с золотыми крапинками на крыльях цвета меди. Вокруг нас роятся маленькие черные мухи. Я отмахиваюсь от них, как могу, но на место каждой прилетают еще три.

Многие топчутся рядом и разговаривают, пока мужчины копают. Они переворачивают комья земли, и в одном комке обнаруживается ярко-розовый червяк, который извивается, пока не находит путь обратно в прохладную почву.

— Что они делают? — спрашиваю я Тимофея Осиповича.

— Собираются поджечь поле.

— Зачем?

— Вы не знаете? Даже старые крестьяне вроде меня знают, — презрительно фыркает он. — Это старинный обычай.

— Так для чего он нужен?

— Чтобы обогатить землю. Зола мешается с почвой. Из-за этого все, что здесь растет, в следующим году вырастет лучше.

— А они не сожгут лес?

— Сомневаюсь.

— Это как-то неправдоподобно.

— Не важно, кажется ли вам это правдоподобным. Главное, что действенно. Люди изобрели этот способ много лет назад. Задолго до того, как ваш царь стал проповедовать Просвещение и перестал слушать людей.

Он говорит совсем как моя матушка, когда родители спорят друг с другом.

Копатели роют узкую канаву длиной с колюжский дом. Потом закругляют ее концы. К ним присоединяются еще двое: они копают параллельную канаву в некотором отдалении. У той тоже загибают концы, после чего канавы встречаются и получается большой круг.

Алеутов вместе с двумя кви-дич-чу-атами посылают за водой. С подпрыгивающими на спинах корзинами они скрываются в лесу.

Женщины убирают мертвую траву. Мы сгребаем ее в кучу пальцами, будто расчесываем волосы. Когда куча вырастает, самые маленькие дети ее утрамбовывают. Они с радостью предаются этому занятию, смеясь, перекатываясь на ней и толкая друг друга. Одна девочка вскрикивает, заметив змею. Та уползает, и дети преследуют ее, пока не теряют из виду.

Пока они снимают с волос и одежды пучки сухой травы и кидают их друг в друга, возвращаются водоносы.

Потом я чувствую запах дыма. Сидевший на корточках старик в набедренной повязке из шкуры поднимается. Он только что запалил кучу сухой травы. Дети теснятся вокруг язычков пламени и дразнят друг друга. Как у старика получилось разжечь огонь? Он принес уголек? Или у него с собой трут с кремнем?

Дым валит мне в лицо. Я прячусь и обхожу канаву, пока не оказываюсь на другой стороне. Пламя стремительно приближается ко мне, но дым улетает в противоположном направлении. Колюжи тычут в огонь палками, но не для того, чтобы он разгорелся жарче, а чтобы сдержать. Они все время опережают его на шаг. Когда блудный язык пламени перелетает через канаву, его заливают водой. Обожженные края шипят, поднимается черный дым.

Огонь ловко удерживают в пределах круга.

Пламя притягивает собравшихся. К нему легко приблизиться, потому что оно управляемо. Прямо у меня под ногами загорается папоротник, становится медным, как крылья бабочки, и остается таким, когда все вокруг чернеет и сереет. Что за странная алхимия. Он должен был уже осыпаться пеплом. Но его перистая форма сохраняется, сияющая, как расплавленный металл на наковальне.

— Тимофей Осипович! — зову я.

Это огненный папоротник из сказок моей матушки. Я уверена в этом. «Он показывается только раз в году, — говорила она мне. — Тот, кто его найдет, станет богатым».

Я не поверила ей тогда. Существует множество способов разбогатеть, и ни один из них не сводится к обнаружению папоротника