Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка

Кроме того, у банды Потрошителя Банков была еще одна особенность — она не оставляла после себя трупов. На ее добыче не было ни капли кассирской крови.

А вот с охранниками иногда приходилось возиться. Не все были способны проявить благоразумие. Обычно моча в голову ударяла тем, кто считал себя самым крутым в округе. Если ты съедаешь за завтраком фунт бекона, зажаренный в дюжине яиц, а вечером с друзьями осушаешь бочонок пива, то конечно, тебе трудно поверить в серьезность намерений какого-то юнца с револьвером. «Да мы таких соплей перешибем!» — подсказывала моча, журча по редким извилинам мозга. И вот его морда багровеет до синевы, и пухлые пальцы теребят застежку кобуры… Но что это? Револьвер юнца испускает струю дыма, что-то больно лупит по руке, и верзила, наконец, понимает, что следующая пуля может попасть в голову. Он роняет свое оружие, если успел его достать, и смотрит на оружие юнца — и с ужасом видит, что тот целится вовсе даже не в голову, а как раз под брюхо. К счастью, из руки хлещет кровь, и, значит, можно отступить, зажимая рану и дожидаясь медицинской помощи. Но — молча. А потом, когда на улице осядет пыль, поднятая лошадьми убегающих налетчиков, вот тогда можно гневно орать, можно палить в воздух, можно даже вскочить на не слишком быструю кобылу и проскакать немного, изображая погоню и надеясь, что ребята Потрошителя не вздумают отстреливаться.

Как правило, такие воспоминания действовали на Кирилла лучше снотворного, и он засыпал с безмятежной улыбкой на лице, и ему снились купающиеся женщины.

А наутро его снова вели на допрос, и он молчал, дожидаясь ночи.

36. Явка с повинной

Прошла неделя. Адвокаты прятали глаза, неловко улыбались, переводили разговор на другие темы. Им не удалось ничего выяснить ни в полиции, ни в сыскном агентстве. Задержанный словно растворился — его не доставили в городскую тюрьму, и ни в одном полицейском участке его следов не нашлось. А вот насчет кокаина… Но тут Илья раздраженно махал рукой — о таблетках поговорим немного позже. Сначала надо найти Черного Испанца.

Гелька быстро освоилась на новом месте, и целый день сновала по особняку с тряпками и щеткой. Василь каждый раз замолкал, если девчонка проносилась мимо во время разговора, а потом не мог вспомнить, о чем вообще шла речь.

Однажды Илье пришло в голову, что пигалица могла и приврать. Мало, что ли, слышал он душераздирающих историй от ночных бабочек? Он попросил Василя съездить с ней на Бродвей, чтобы Гелька показала то самое место, где стояла с цветами.

— Все сходится, — доложил Василь, вернувшись. — Клуб, фонарь, швейцар на входе. Я его поспрашивал, говорит, поймали кого-то, за что — не знает. Но ты не сомневайся, она врать не будет. Она не такая. У нее все на виду. Дуреха, одним словом.

— Тогда вот что, — решил Илья. — Найди мне того журналиста. Помнишь, очкарика? Скажи, есть работа для него.

Прошла еще неделя, и Илья отправился смотреть свой загородный дом.

Приземистое здание с оранжевой крышей ярким пятном выделялось на фоне серых дюн, покрытых редкими прозрачными кустами. Он увидел его из окна вагона, и подумал: «Значит, из окон дома будут видны поезда. Всегда будешь знать, когда заявятся гости».

А еще он заметил катер с высокой трубой, осторожно подходивший к причалу, и понял, что Салливан опять опередил его.

— Ничего домишко, — говорил инспектор, переходя вместе с ним из комнаты в комнату. — Внутри больше, чем снаружи. Я бы и сам в таком пожил.

— Так живите, — охотно согласился Илья.

— Замучают вопросами. Откуда у простого полицейского деньги на такую виллу? Вот если бы я торговал цветами…

Они прошли на причал и встали, облокотившись о перила. Катер покачивался рядом, скребясь кранцами о доски, и Илья подумал, что, наверно, не только Андрей с Петром отправились на нем в последний путь. Очень удобная вещь — катер береговой охраны. Никто не следит, сколько человек на него погрузились, сколько сошли на берег…

— Что за дела у тебя с «Ивнинг Пост»? — неожиданно спросил инспектор. — Я про статью о Черном Испанце.

— Не знаю такой статьи, — искренне удивился Илья.

— Она еще не вышла, мы ее придержали. Надо все просчитать. Но зачем ты ее заказал?

Илья был готов к этому разговору, хотя он и начался неожиданно.

— Агентство Пинкертона всегда работало на республиканцев, так?

Салливан кивнул.

— Значит, «пинкертоны» — наши враги. И вот они схватили Черного Испанца. А ведь это наш человек.

— Его не существует.

— Об этом знаем только мы с вами. Десятки людей могут под присягой заявить, что сидели с ним в одном салуне. И тысячи жителей Десятого округа знают, что они находятся под защитой Черного Испанца. Так?

— Ну, так. К чему ты клонишь?

— Республиканцы затеяли какую-то комбинацию. Сначала они через Француза вбрасывают в наши районы опиумные таблетки, потом за решетку попадает знаменитый бандит — опять же из наших районов. А если это просто спектакль? На скамье подсудимых окажется актер, который даст те показания, что ему напишут постановщики. Процесс будет шумным, а шум — не в нашу пользу.

Салливан долго разглаживал длинные усы, глядя на волны.

— Не думаю, что все это связано. Таблетки — отдельно. Они не опиумные, а кокаиновые, но нам от этого не легче. Их начали производить в Коннектикуте, но быстро запретили. Однако готовую продукцию не уничтожили, и вот она просочилась к нам. Красильщики глотают таблетки и ходят со стеклянными глазами. Веселые такие. Не жрут, не спят. Пашут, как заводные. Десять часов отработали — могут и на сверхурочные остаться, никто не отказывается.

— Красота, — усмехнулся Илья.

— Ты знаешь, как упала выручка в питейных заведениях? В несколько раз. Меня интересовали две вещи — насколько хватит запаса таблеток, и что будет, когда весь запас иссякнет. Но я — тупой полицейский, и я не могу предусмотреть всего.

А оказалось, что самое-то главное не это. Самое главное — что будет с красильщиками через полгода. А через год? Врачи привели меня в клинику, где их пытаются лечить. Что я увидел? Живые скелеты. Думают только о кокаине. Им дадут немного — и они сидят на месте. Сутками могут сидеть. Может быть, такой красильщик и проживет больше нас с тобой. Но он уже не будет красильщиком. Работать не сможет.

Он повернулся к Илье:

— Через год наши кварталы могут превратиться в трущобы безработных и инвалидов. И салуны переберутся куда подальше. Вот о чем думать надо. Вот где наша беда. А Черного Испанца оставь в покое.

— Статья выйдет? — без особой надежды спросил Илья.