Роберт Говард - Джентельмен с Медвежьей речки

Правда, вид у Бездонного Брюха был бледный и изнуренный, а однажды до меня долетело: «Никогда бы не поверил, если бы не видел собственными глазами!», но все это мало помогало делу — он продолжал дуть водку, будто простую воду.

Разумеется, я от него не отставал, потому как не мог же я допустить, чтобы какой-то проходимец, само воплощение нелепости, заткнул бы меня за пояс по части честного единоборства. Его живот раздувался все сильнее, и я уже не на шутку стал опасаться, что вот сейчас тот лопнет и окатит меня с головы до ног водкой или что там еще могло быть.

Прошло еще какое-то время, и вновь я слышу, как Джадкинс, отворотясь в сторону, бормочет: «Черт знает что такое! Да это и не человек вовсе! Остался последний кувшин, если и он этого медведя не свалит, то дело дрянь, значит, его ничем не прошибешь.»

До меня так и не дошло, что он имел в виду, а он протянул мне кувшин и сладеньким таким голоском спрашивает:

— Ну как, мой бездонный друг, найдется еще местечко?

— Давай кувшин! — пробормотал я, последним усилием воли пытаясь распутать ноги и взять себя в руки, отхлебнул большой глоток — и больше уже ничего не помнил.

Когда проснулся, солнце уже высоко стояло над деревьями. Рядом пощипывал травку Капитан Кидд. Джадкинс исчез вместе с лошадью и пустыми кувшинами.

Мой противник словно растворился в воздухе, не оставив никаких следов.

Правда, во рту ощущался некий привкус, но я его описывать не берусь, поскольку есть такие слова, до употребления которых настоящий джентльмен опуститься не может. Скажу лишь, что я пребывал в таком состоянии души, словно сам себя высек по заднице — очень уж было обидно, что меня побил заезжий мешок с костями! Впервые в жизни я нализался до потери сознания, и даже честь родного округа не могла служить оправданием для превращения человека в свинью.

Я оседлал Капитана Кидда и в сквернейшем настроении отправился в Бизоний Хвост, а по пути свернул к ручью и единым духом выхлебал пять-шесть галлонов воды. Почувствовав некоторое облегчение, я тронулся дальше, но не успел выехать на тропу, как услышал громкий рев. Я сразу придержал коня и скоро наткнулся на человека, который, оседлав пенек, выл так, что, того и гляди, сердце разорвется от жалости!

— Что случилось? — спросил я его, а он сморгнул слезы и воззрился на меня снизу вверх с самым скорбным и безутешным видом. Этот тоже оказался худосочным и носил не по размеру длинные, усы.

— Вы наблюдаете перед собою существо, — заговорил он, то и дело всхлипывая, — утопшее в водовороте несчастий. Жестокий рок водил моей рукой, когда я тянул карту из колоды судьбы. О, горе мне! — И он опять залился в три ручья.

— А ну, хватит! — говорю. — Наверняка могло быть и хуже! Да, черт подери!

— На меня нахлынула первая волна раздражения, а это дурной признак. — Хватит разводить сырость! Объясните толком! — что с вами стряслось. Я Брекенридж Элкинс и, может быть, сумею вам помочь.

Прошло еще какое-то время. Наконец рыдания стихли, и парень заговорил:

— Я вижу, вы человек благородных побуждений и доброго сердца, — утерев рукавом лицо, начал он. — Меня зовут Джефет Джелэтин. Случилось так, что в молодости нажил себе врага в лице богатого и влиятельного, но не слишком разборчивого в средствах, человека. Он огульно обвинил меня в мошенничестве и упрятал в полицейский участок, но я сумел вырваться на свободу и под вымышленным именем добрался до западных штатов. Ценой тяжких трудов и лишений я скопил немного денег, которые намеревался отослать своей страдалице жене и невинным крошкам дочуркам. Но прошлой ночью я случайно узнал, что меня опознали и по моим следам уже идут полицейские ищейки. Мне удалось от них оторваться, но теперь вынужден бежать в Мексику, а моя бедная семья так и не получит денег. О! — продолжал он, блестя мокрыми глазами. — Если б нашелся внушающий доверие человек, которому можно было бы на время оставить мои денежки! Я бы написал своей горячо любимой женушке, кто является хранителем моих скудных сбережений, и она смогла бы прислать за деньгами надежного человека. Но страшусь довериться случайным людям. Ведь невыдержанный может проболтаться, и тогда кровожадные псы закона снова начнут преследовать меня день и ночь.

В отчаянии он посмотрел на меня и возопил:

— Юноша, у вас доброе, честное лицо! Не возьмете ли вы эти деньги на сохранение, чтобы потом передать для моей супруги?

— Хорошо, — ответил я голосом, исполненным благородства, — я сделаю это для вас!

От радости мой новый знакомый вскочил на ноги и быстрее ветра помчался к лошади, привязанной неподалеку. Там он стащил с седла приличных размеров кожаный мешочек, на плече принес обратно и сунул мне в руки.

— Подержите денежки у себя, пока не прибудет посланец супруги, — сказал он. — Только обещайте, что с вашего языка ни слова не сорвется о том, где, от кого и когда вы их получили.

Я пообещал, а еще добавил:

— Если Элкинс дает слово, то будьте уверены — не нарушит его до конца своих дней. Теперь даже дюжиной мустангов не вытянуть из меня вашу тайну.

— Благослови вас Господь, юноша! — с жаром воскликнул он, вцепился в мою руку обеими клешнями и ну трясти вверх-вниз, точно воду помпой качал. А потом — прыг на коня и был таков.

Я подумал: «Бывают же на свете чудаки!», затолкал мешок в седельную сумку и продолжил путь в Бизоний Хвост. Тут я почувствовал, что голоден, и решил первым делом заглянуть в таверну. Но едва конь вышел на тропу, как сзади раздались крики:

— Стой!

— Именем закона!

Я повернул голову и увидел группу всадников, быстро приближающуюся со стороны Бизоньего Хвоста. Впереди всех скакал шериф, а чуть поодаль нахлестывали лошадей мой старик, дядюшка Джон Гарфильд, дядюшка Билл Бакнер и дядюшка Медведфильд Гордон. Как-то раз один образованный проезжий назвал эту четверку патриархами Медвежьей речки. Не знаю, что он там имел в виду, но только они вступают в дело тогда, когда законная власть выпускает поводья и уже не в состоянии поспевать за событиями. За шерифом, папашей и дядюшками пылили еще человек тридцать жителей Рваного Уха, то есть определенно не из моих друзей. Там же, к своему удивлению, я увидел и Дикого Билла Донована с ниспадающими на плечи черными лохмами. Бок о бок с ним скакали три весьма неприветливые личности.

Люди из Рваного Уха держали в руках дробовики и винчестеры, что было не совсем понятно — похоже, эта орава явилась сюда за тем, чтобы меня арестовать, а я ничего плохого за собой не числил — ну, разве что перехватил у них недавно школьную учительницу. Но то были дела минувших дней, и если бы они решились меня арестовать, то уж будьте уверены — не стали бы тянуть с расплатой.