Евгений Костюченко - Граф Орлов, техасский рейнджер

— И давно это было?

— Давно.

— Мне тоже иногда кажется, что война была давно, — сказал рейнджер. — А сейчас вот — будто и не кончалась. Опять могила, опять пахнет глиной и кровью, опять думаешь о том, кто тебя встретит за порогом, черти или ангелы.

Прайс надолго замолчал. Капитану Орлову было хорошо знакомо его состояние. После контузии человек будто пробирается в санях через пургу, которая время от времени прекращается, и тогда можно оглядеться, отдышаться, выбрать верное направление — и вдруг снова налетает буран, снова снег и ветер бьют в лицо, и ты снова ничего не видишь, не понимаешь, снова катишься куда-то…

Земляной пол под ногами снова дрогнул. «Еще один взрыв? Превосходно, — подумал Орлов. — Если вы, ребята, не взломали сейф с первой попытки, то уже не справитесь никогда. А ваши взрывы только поторопят рейнджеров и подскажут им верное направление».

— А давно ты в Америке? — снова заговорил Прайс.

— Пять лет.

— И все это время торгуешь хлебом?

— Как видишь.

— Слушай, Пол, тебе не кажется, что ты занимаешься не своим делом? Ничего не имею против торговли. Особенно против торговли хлебом. Но это дело любому по плечу. Даже последний тюфяк, трус и белоручка может справиться с такой работой. Ты же из другой породы, Пол.

— С чего ты взял?

— Это видно.

— Жаль, если так, — усмехнулся Орлов. — Но ты не прав. Тюфяк, трус и белоручка не продержатся и недели в бизнесе. Здесь надо рисковать, здесь надо быть наглым. Не гнушаться грязной работы. И еще надо уметь принимать удары. И быть готовым к тому, что тебя собьют с ног. И тут важно, чтобы тебя не растоптали. А потом встать, отдышаться — и снова в драку. Вот что такое бизнес.

— На что только люди не идут ради денег, — сказал рейнджер. — Уж я-то знаю. Говорят, есть преступники, которые убивают ради удовольствия. Я таких не встречал. Иногда попадались такие, кто убивал из мести, или по пьяному делу. Честно скажу, я их и преступниками не считаю. И ни одного из таких не застрелил при аресте. Но все остальные — они нарушали закон ради выгоды. Хапнуть деньжат, или завладеть чужой собственностью, или устранить соперника… Все сводится к одному — к выгоде.

— Извини, а ты сам-то о выгоде не думаешь?

— Я не идиот. Конечно, можно неплохо зарабатывать, не нарушая закон. Но можно очень хорошо зарабатывать, охраняя закон.

— Ты хорошо зарабатываешь?

— Ну, только премий за пойманных преступников я получил… — Прайс долго подсчитывал, — я получил двадцать две тысячи долларов.

— Двадцать две тысячи? Да ты богач!

— Мог бы получить и больше, если бы мне засчитали всех, кого я прибил. Знаешь, как бывает. Следишь за ним, следишь, потом сходишься, он на тебя кидается с оружием — и получает свое. А в участке тебе говорят, что это совсем не тот парень, за которого обещали деньги. И ничего им не докажешь, потому что он лежит рядом и молчит, а на лбу у него не написано, что он тот самый. Я вот думаю, что надо бы всех преступников клеймить, как телят на ранчо. Все равно он уже никогда не станет нормальным человеком, а у нас бы меньше было забот…

Шон Прайс снова закашлялся и надолго замолчал.

— У меня тоже были трудности с опознанием, — сказал Орлов.

— Что? Хочешь сказать, ты кого-то завалил по ошибке?

— Нет, что ты! Я же простой хлеботорговец. Как-то раз застрял на узловой станции. Перебрасывал груз с одного эшелона на другой. А все грузчики там были китайцы. Для начальства они все были на одно лицо. И пользовались этим. Во время выдачи зарплаты некоторые из них подходили к кассиру по несколько раз и называли чужие имена. Ву, Чан, Ляо… А потом приходили настоящие Ву с Чаном и Ляо, а денег уже нет.

— Надо было назначить одного китайца помощником кассира, — перебил его Прайс.

— Я до этого не додумался, — признался капитан. — Но я подсказал другой способ. В ведомостях при получении денег всем рабочим приказали не расписываться, а ставить отпечаток большого пальца. Мазали палец чернилами и прикладывали вместо подписи. А чернила смыть трудно, так что по второму кругу уже никто не приходил.

— Чернила можно смыть хорошим виски. Я сам видел, как у нас в канцелярии писарь чистил свой обшлаг, — заявил рейнджер. — Конечно, грузчик не станет переводить виски на такое дело. Так что это ты здорово придумал. А как думаешь, это правда, что у каждого человека на пальцах рисунок, который не повторяется у других людей? Вот было бы здорово.

— Это было бы слишком просто, — ответил капитан. — Тогда в каждом полицейском участке просто была бы коллекция отпечатков пальцев всех преступников. Но раз такой коллекции нет, значит, всё это сказки. Вроде того, что в глазах покойника сохраняется образ убийцы.

— Точно, вранье. Сколько раз я ни заглядывал в глаза мертвецов, ничего там не видел. — Прайс снова надрывно закашлял. Потом спросил: — Так что ты скажешь насчет моей идеи? Будем клеймить плохих парней?

— Зачем?

— Чтобы потом не было лишних разговоров, когда предъявляешь тело. Заказывали Джона Смита с клеймом, к примеру, «НН» или «ЕЕ»? Так получите, и рассчитаемся.

— Не знаю, — подумав, ответил капитан. — Некоторых можно опознать по татуировкам. Но, наверно, фотография лучше клейма.

— Нет, не лучше. Видел я эти фотографии. Все мексиканцы получаются на одно лицо. А негра пробовали снимать на фото? Пусть даже и не пробуют. И потом, их же фотографируют в тюрьме. А знаешь, как на свободе люди меняются? Нет, Пол, лучше клейма ты ничего не предложишь. Его четко видно и на белой, и на черной коже. И с годами оно не меняется. Так-то вот.

— Ну, это не новая идея, — сказал Орлов. — Во многих странах ставили клеймо каторжникам. Потом отказались от этой затеи. Клеймо унижает человеческое достоинство. Тюрьма нужна не для того, чтобы наказывать, а для того, чтобы исправлять. А клеймо не смоешь. В результате человек выходит на свободу исправленным, но с клеймом.

— Подумаешь, проблема! Поставить второе клеймо. Первое клеймо означает, что он гад, второе — что он исправленный гад.

— Вот-вот, — сказал капитан. — Именно с этим общество и борется. Человек — не гад. Он может совершать ошибки, может грешить, но он все равно остается человеком. Вершиной творения.

— Ты это серьезно? — недоверчиво спросил Прайс.

— Это не я. Это общество так думает.

— Повалялось бы это общество сейчас рядом с нами. Наверно, иначе заговорило бы.

— Еще поваляется, — сказал капитан. — Еще заговорит иначе. Всему свое время.

— А сам-то ты как думаешь? Ну, насчет вершины творения?

— Думаю, что так и есть. Человек — это лучшее из созданий. Достаточно вспомнить, по какому образцу он был изготовлен. Человек создан, чтобы из хаоса творить порядок. Вначале ведь был хаос. Потом началось творение. Поскольку рыбы, птицы и звери не справлялись с хаосом, был создан человек. Человек творит, понимаешь? Не просто размножается, а строит дороги, города, мосты. Лечит больных, учит неграмотных. Несет Слово Божье. В общем, творит. Пока его не убьет какая-то сволочь.