Луис Ламур - Когда говорит оружие

— Какие улики? — требовательно спросил Гилберт. — Что вы обнаружили?

— Теперь нам нужны только присяжные. Мы можем сегодня же провести суд. Это единственное благо, — серьезно сказал он, — когда сам исполняешь закон и не нужно считаться со списком дел, предназначенных к слушанию.

— Но кто это? Кто стоял за этим преступлением?

Мэт Сабри посмотрел в напряженное, вытянутое лицо сидевшего перед ним человека.

— Не пытайся выкинуть какую-нибудь штуку, Фаллей, — спокойно предупредил он. — Я держу тебя под столом на прицеле с того самого момента, как ты вошел. — Остальным он объяснил: — Тут произошло нечто большее, чем простой грабеж. Фаллей пытался захватить все ценные горные отводы, уничтожая их владельцев. Когда я проверял список, то заметил очевидное совпадение: все жертвы не только имели деньги, но и владели ценными участками. Убийцы получали деньги, а Фаллей прибирал к рукам участки. Рейф Берри и Брейденхарт — его основные помощники. — Левой рукой он достал из кармана куртки блокнот. — Вы когда-нибудь видели это?

Кобб наклонился вперед:

— Это же блокнот Фаллея! Вот его записи. Я бы их где угодно узнал!

— Отогните страницы, Гилберт, и вы увидите, что полученная вами записка отлично подходит к одному из оборванных листов. Как и та записка, которую получил я.

Кобб посмотрел на Фаллея:

— Что скажешь, Нэт? Он раскусил тебя.

— Я скажу только то, что он не уйдет отсюда живым. — Глаза Фаллея извергали злобу. — Я позаботился об этом.

Кобб обезоружил Фаллея, и тут все повернули головы, услышав за дверями какое-то движение. На пороге стоял Джонни Колл.

Мэт Сабри кивнул ему:

— Я надеялся, что ты заглянешь к нам, Джонни. Хотел попрощаться с тобой.

— Попрощаться? — глупо заморгал Джонни. — Что за чушь?

— Ну как же, ведь ты уезжаешь из города, Джонни. Уезжаешь в течение часа — и никогда больше не вернешься.

— Это кто решил? — Джонни плавно шагнул в комнату. Его руки зависли над револьверами.

— Джонни… — начал Сабри, демонстрируя колоссальное терпение. — Ты прекрасно справляешься с пушками, когда стреляешь в стариков и бедолаг-ковбоев, но держись подальше от искусных стрелков. Не вздумай соревноваться с такими мастерами, как Джефф Милтон, Бат Мастерсон или Люк Шорт. Любой из них догадается, когда ты соберешься достать пушку, по тому, как ты перебираешь ногами.

— Ногами?

Джонни глянул вниз и тут же поднял глаза, но теперь на него смотрел наган Сабри.

— Вот то-то и оно, Джонни, — тихо внушал Мэт. — Ты не умеешь обращаться с оружием и связался с компанией слабаков. К тому же слишком медленно соображаешь, парень. А теперь отстегни револьверы.

Джонни Колл долго колебался. Он хвастал, что убьет Мэта Сабри, и пообещал Нэту Фаллею сделать это. Но Мэт Сабри — меткий стрелок, а между ними было меньше двадцати футов. Он осторожно отстегнул револьверы, и они упали на пол.

— А теперь выметайся из города, Джонни. Если через час ты еще будешь болтаться здесь, я убью тебя. — Он смотрел Коллу прямо в глаза. — И помни: лучше быть живым ковбоем, чем мертвым бандитом.

Колл повернулся и вышел, не оглядываясь. Мэт встал.

— Пойдем, Фаллей.

Тот тяжело поднялся. Он посмотрел на своих бывших друзей и хотел что-то сказать, но затем молча вышел. Сабри — вслед за ним.

Клер Галлатин смотрела Мэту вслед.

— Он… он настоящий мужчина, правда? — задумчиво и с некоторым сожалением произнесла она.

— Кто угодно может управлять городом, убивая людей, если он достаточно скор на руку, — медленно кивнул Гилберт. — Но очистить город от бандитов, никого при этом не убив, может только настоящий мужчина!

СХВАТКА В ГОРНОЙ ДОЛИНЕ

Джим Росситер поднял голову, когда в комнату вошел мальчик, и улыбнулся почти ностальгической улыбкой, ибо этот паренек напоминал ему его самого, каким он был пятнадцать… нет, двадцать лет назад.

— В чем дело, Майк?

В глазах мальчика была тревога. Он помешкал: очень уж не хотелось говорить то, что он должен был сказать, и тем не менее мальчишеская мудрость подсказывала ему, что Росситеру лучше услышать это от него и сейчас.

— Лонни Паркер вышел из тюрьмы.

Джим Росситер долго сидел неподвижно.

— Понятно. Спасибо, Майк.

Мальчик ушел, а он поднялся и подошел к окну, следя, как тот пересекает улицу. Нелегко расти в западном городке, когда имеешь такие пристрастия, как у Майка Хэмлина.

Майк Хэмлин не хотел пасти скот, править грузовым или почтовым фургоном. Не хотел он быть владельцем ранчо и даже начальником полицейского участка. Майк был мечтателем и мыслителем. Из него мог бы получиться новый Шелли или Калхоун. Это был мальчик, рожденный для мысли, но рожденный там, где почиталось дело, а не мысль.

Джим Росситер понимал, что чувствует Майк, так как в свое время прошел через это. Он вел ту же битву и в какой-то степени выиграл ее.

Да, он пас коров. И водил грузовой фургон. И служил начальником полицейского участка в ковбойском городке, но не расставался с книгой. Сначала это был Плутарх — сколько раз он прочитал его? Потом Платон, Фукидид, Шекспир и Шелли. Книгами его снабжал пьяница-эмигрант, и он, в свою очередь, отдавал их Майку. Пьяница-англичанин и Джим Росситер — хранители огня знаний! Он усмехнулся своим мыслям.

Но Джим победил… Уехал на восток, стал адвокатом с обширной практикой. И все же воспоминания о земле, когда-то им покинутой, навсегда остались с ним, — бескрайние просторы, зубчатые вершины гор, одинокие облака высоко в небе, сосны на опушке леса и пустыня, такая щедрая на краски и необозримая.

И поэтому он вернулся.

Ученый и мыслитель в стране дела. Мечтатель в стране насилия. Он вернулся, потому что любил эту землю. Остался здесь, потому что полюбил Магду Лэйн. Эта любовь была одной из немногих вещей, придававших смысл его жизни.

А теперь Лонни Паркер вернулся.

Лонни, который дал Магде так много веселья и смеха, когда она в этом нуждалась. Лонни Паркер, который носился на лошади как дьявол и дрался словно сумасшедший. Лонни, который умел танцевать, смеяться и веселиться и был слабым, — так говорила Магда.

Росситер знал, что женской натуре свойственно находить притягательность в слабости. Тем, кто из тщеславия ведет себя как счастливейшие люди на свете, хотя на самом деле одинок и несчастен, приходится дорого платить за стремление казаться сильными. Вряд ли кто-либо осознал это — у немногих найдется время поразмыслить над подобной проблемой. Слабым нужна помощь… а сильным? Сильным не нужно ничего. И платой за силу становилось одиночество и горе, тогда как слабость вознаграждалась любовью, нежностью и состраданием.