Макс Брэнд - Король поднебесья

Кровь запузырилась на губах у Чака Харпера; судорога смертельной агонии исказила лицо. На скулах вздулись желваки. Он вздрогнул в последний раз, вытянулся и затих.

Данмор покосился на помертвевшее лицо от ужаса лицо своего юного приятеля.

— Спасибо, Джим, — сказал он, — Еще бы чуть-чуть и…

Джимми попытался рассмеяться. Его все еще била дрожь.

— У вас всегда револьвер под рукой, да? — спросил он.

— В кобуре под мышкой. Как-нибудь покажу тебе, как это делается. Хотелось бы мне разрешить эту загадку.

— Какую загадку?

— Сам он пришел или все же кто-то его послал…

— Может быть, ответ на этот вопрос вы найдете у него в кармане.

— Что?! Ну что ж, давай посмотрим.

Джимми опустился на колени возле распростертого на земле исполинского тела. Через минуту он продемонстрировал Данмору пухлый бумажник. Открыв его, они обнаружили толстую пачку банкнот.

— Пять сотен! — восторженно присвистнул Джимми. — Такая куча деньжищ, подумать только! Да и то, сдается мне, здесь только половина! Держу пари, что тот, кто его нанял, сразу всего не отдал!

Данмор угрюмо кивнул.

— Тысяча долларов — слишком высокая плата для Харпера! — нахмурился он.

— Это верно! Он так вас ненавидел, что согласился бы и бесплатно! — поддакнул Джимми. — Только вот решился бы он подкараулить вас — это еще вопрос! Да и потом Чак Харпер — такой жадюга, что достаточно было только издалека показать ему зеленые, и он бы решился на что угодно!

— Что-то ты бледно выглядишь, парень!

— Я? Ну, ведь для меня это, так сказать, дело новое!

Тень легла на лицо Данмора.

— Этот… который тут лежит, был скорее распоследней свиньей, чем человеком, — тихо сказал он, но все равно… смерь — штука сложная: что-то дает, что-то отнимает, — тяжело вздохнув, он добавил: — Я еще никому не желал смерти, Джимми, поверь мне!

— Да я немного струхнул, это точно, — прошептал Джимми. — Лежит так, лицом вниз… что он видит, интересно?

— Вспоминает все хорошее, что было в его жизни, и все дурное, все, чего хотел и о чем мечтал. Возвращайся на поляну, Джимми, и расскажи Танкертону, что Харпер окончательно спятил и пытался прикончить меня. Я подожду тебя здесь.

Джимми обвел испуганным взглядом темную стену деревьев, смыкавшуюся вокруг них, и со свистом втянул воздух.

— Один? — переспросил он. — Вы останетесь тут один?!

— Да, — коротко ответил Данмор, — один. Да, кстати, Джим. Эти пять сотен твои, если не возражаешь…

Личико Джимми просветлело, но через мгновение губы скривились от омерзения. Рука его разжалась, и банкноты разлетелись по земле.

— Грязные это деньги, — буркнул он. — Лошадь можно купить, и седло, и сапоги со шпорами, и нож… и все такое. Но, будь я проклят, если продамся за деньги!

Он еще мгновение поколебался, глядя на валявшиеся под ногами хрустящие банкноты. Потом, вздернув плечи, решительно зашагал к лесу, всем своим видом показывая, что не намерен поддаваться искушению.

Данмор слышал, как далеко под его ногой хрустнула ветка. Потом встал и принялся расхаживать взад — вперед, как часовой.

Глава 36. Доктор пытается вмешаться

А высоко в горах, в лучах полуденного солнца, испуганно мигал гелиограф, посылая весть о беде вниз, в Харперсвилль:

— Харпер мертв. Застрелен Данмором. Сообщите миссис Харпер.

Через минуту пришел ответ:

— Можете его похоронить. Миссис Харпер приехать не сможет. Слишком занята: коптит окорок!

В лагере угрюмо посмеивались. С похоронами было покончено быстро.

— Больше всего на свете он любил сидеть на солнце, — напомнил Линн Такер.

Именно поэтому ему выкопали могилу на солнечном склоне горы, куда никогда не падала тень от деревьев. И когда, засыпав его тело землей, они собрались вокруг небольшого холмика, щедро залитого лучами заходящего солнца, все вокруг, казалось, утопало в голубовато-розовом мареве.

Танкертон коротко спросил, может быть, кто-то хотел бы сказать несколько слов прежде, чем все разойдутся. Ответом ему было неловкое молчание, все смущенно переглядывались, каждый с надеждой посматривал на соседа. Лица всех были угрюмы. Да и по правде сказать, Чака Харпера все дружно не любили.

Наконец вперед выступил доктор Леггс.

— Понимаю, хорошо понимаю вас, друзья мои, — скорбно покачав головой, промолвил он. — Трудно говорить, когда сердца переполнены горечью. А Чак Харпер был одним из нас, и образ его сохранится в сердце каждого. И сейчас я хотел бы сказать на прощанье несколько слов об этом необыкновенном человеке.

— Он был самым сильным среди нас до тех пор, пока не появился наш новый брат, Каррик Данмор. А на что теперь ему вся его сила? Чтобы до отказа заполнить могилу, куда мы только что опустили его? Вот, братья мои, лучший пример бренности всего земного, а паче всего — сильных рук и могучих мускулов!

— Но если даже могучее тело Чака Харпера и покинуло нас, то память о нем еще долго будет жить в наших сердцах. А уж если вспомнить о других его достоинствах, то я положительно не знаю, с чего начать.

— Впрочем, братья мои, все вы, должно быть, помните, как Чак любил солнце. Он был бы счастлив, если бы мог с рассвета и до заката купаться в его лучах.

— И еще он был влюблен в эту землю, братья! Он любил ее столь нежно, что под конец забыл, что она досталась ему от жены, и так же пламенно он любил свой дом. Я сам не раз слышал, как он хвастался им, утверждая, что прекраснее его нет ничего в наших горах, и грозил прикончить любого, кто осмелится усомниться в этом. И однако, не в привычках Чака было подкрашивать его, чтобы дом выглядел поприличнее. Голову даю на отсечение, что в этом году он вообще его не красил!

— Мы все тут презираем лицемеров и святош, а Чак не был ни тем, ни другим. Всегда имевший смелость говорить то, что думает, он терпеть не мог лести.

— Мы ненавидим мотов и транжир, а разве Чак был таким? Стоило только монетке попасть к нему в руки, как он тут же прятал ее в свою кубышку. Да, думаю, не ошибусь, если скажу, что деньжата хранились у него надежнее, чем в банковском сейфе!

— И наконец, уверен, никто не станет возражать мне, если я скажу, что брат наш Чак никогда не нарушал христианских заповедей. И еще: ручаюсь, что ни один из вас никогда не осмелится утверждать, чтобы Чак хоть когда-нибудь ставил кому-то угощение!

— Наконец давайте вспомнить, что даже смерть, постигшая его, находится в полном соответствии с прожитой им жизнью. Как жил, так и умер, братья мои! Что же до меня самого, то я горд и счастлив тем, что был знакомым с самым громадным из людей, которым когда-либо удавалось взгромоздиться на лошадь. Надеюсь, искренне надеюсь, что в той жизни он будет куда счастливее, чем в этой.