Макс Брэнд - Одиночка — Джек

Ознакомительный фрагмент

— Когда они его поймают… — вслух подумал Дэвид.

— Никогда, Дэйв. Этого парня они никогда не заполучат. Ни этой ночью, ни позже. Они не в силах вернуть его обратно!

— Так подсказывает тебе интуиция? — сухо спросил Дэвид.

— Можешь называть это интуицией, если хочешь. Но разве не странно, что мы не слышим ни звука от Команча?

— Да, странно. Это колокол затрезвонил? А вон, видишь, фонари вдоль причалов? Ничего не забыли, до последней мелочи, чтоб поймать этого типа!

— Удачи им не хватает, вот чего. Не будет им удачи, говорю тебе! Давай-ка спустимся и глянем через дверь, что там происходит в каюте.

— А если зверюга выпрыгнет и вцепится нам в глотки?

— Если он выпрыгнет, Дэйв, он ничего нам не сделает.

Он вытащил кольт и показал брату.

— Ты видишь, как я с ним в случае чего управлюсь, малыш? Я не промахнусь по такой мишени, как волчье сердце, если уж Команчу приспичит поссориться с нами.

— Ладно, иди первым. Я не собираюсь добывать славу таким способом!

И Дэвид пошел за братом.

Они спустились по ступенькам к двери каюты, которая была широко распахнута; Эндрю посветил фонарем внутрь и обнаружил весьма странную картину! Там, на полу, лежал огромный пес, и скрученные из разорванной простыни полосы связывали все его четыре лапы вместе, а повязка вокруг головы надежно стягивала челюсти и затыкала пасть.

— Пресвятое небо! — только и мог вымолвить Дэвид. — Он сделал это в одиночку! И тихо! Но ради чего он трудился, связывая волка?

— Я объясню тебе, ради чего, Дэйв, да только ты станешь надо мной смеяться.

— Ну, попробуй.

— Одиночка Джек знал, что, когда он вырвется на свободу, пес побежит за ним, и если на палубе еще будут люди, Команч на пути к воде разорвет им глотки. Так что он обезвредил Команча, прежде чем самому сбежать.

— Энди, ты скоро сделаешь из Одиночки Джека святого!

— Как бы то ни было, факт налицо. Он связал Команча. Если ты найдешь тому лучшее объяснение, скажи мне!

Но Дэвид молчал, лениво подталкивая носком ботинка распростертое тело зверя.

— Ты посмотри, какой в его глазах горит зеленый дьявольский огонь, — сказал он. — Это все тот же Команч. И я, признаюсь, озадачен. Как этому парню удалось его связать? И как он вообще заманил его в воду, чтоб тот спас его?

— Я не собираюсь впадать в мистику и выдумывать проблемы такого сорта, когда их и так более чем достаточно. Но вот что я тебе скажу: это просто еще одно доказательство того, о чем я говорил тебе еще до того, как с Команчем так управились. В этом паршивце есть изрядная доля собачьей крови, и в нем просто проснулись собачьи качества, когда пришлось туго. Как еще можно объяснить это? Он слышит тревогу, видит в воде человека, полумертвого, и уже сама возможность побороться с течением возбуждает Команча. Инстинкт спасения жизни, унаследованный им от предков, начинает работать. В воде он ныряет, отыскивает тонущего человека и тащит его на нашу яхту, но не потому, что считает ее безопасным убежищем, а просто потому, что это ближайшее более-менее надежное место.

Дэвид слушал и кивал.

— Ну ладно, — сказал он. — Я признаю, что ты более-менее логичен. Но, Энди, в то же время я чувствую, что здесь есть что-то еще. Что-то чертовски таинственное есть во всем этом происшествии! Такой дьявол в образе собаки не мог за две секунды превратиться в ручного песика.

— Ты все еще видишь в этом деле тайну. Но, уверяю тебя, Дэйв, в этом нет никакой тайны. Нужно только видеть факты и следовать логике. Я говорю, что в Команче вдруг вспыхнул инстинкт спасателя. Он не мог не прыгнуть, чтоб не спасти Одиночку Джека Димза, он не мог не позаботиться о нем. А ведь ты знаешь, Дэйв, что даже самые жестокосердые из нас проникаются симпатией к тем, о ком заботятся. Чем, например, объяснить материнскую любовь, как не тем, что мать заботится о жизни, которую произвела на свет? То же произошло и с нашим монстром. Он не мог не волноваться за того, чью жизнь спас.

Дэвид опять слушал и кивал.

— Да, твои слова вполне логичны, — согласился он. — И я бы не высказал на людях то, что думаю. Но все-таки, полагаю, в этом деле есть что-то очень странное. Чрезвычайно странное, Энди! Но Бог с ним. Надо надеть на пса новую цепь и вытащить на палубу прежде, чем мы снимем с него повязки. Как аккуратно они наложены, точно он старался ничем не повредить псине, когда связывал! Нет, что за чудо! Похоже, волкодав и вправду дал Одиночке Джеку приручить себя — как будто эта собачка пришлась ему по душе! И все в какие-то полчаса!

Он встряхнул головой — в самом деле, даже прагматик Эндрю был потрясен мыслью о том, что произошло. Это действительно выходило за границы допустимого, по крайней мере, того, что мы привыкли под этим понимать.

Братья надели на волкодава новую цепь и перетащили животное на старое место — на палубу, где приспособили что-то вроде намордника на огромную башку, а затем развязали веревки. Несмотря на намордник, Команч звонко клацнул зубами перед самым носом Энди, и тот отскочил, чертыхнувшись. Но зубы пса его не задели. Вскоре братья уже сидели бок о бок на корме, как и раньше.

— Кто бы подумал, — тихо, будто боялся нарушить тишину, стоящую над рекой, произнес Дэвид, — что только несколько минут назад здесь с таким шумом и грохотом палили ружья, завывали сирены, метались прожекторы! Теперь снова все спокойно, словно в могиле.

— Они еще не успокоились, уверяю тебя, — я имею в виду охотников. Они все еще прочесывают доки. Но им его все равно не поймать — ни сегодня ночью, ни вообще… никогда.

— Я тоже так думаю, — согласился на этот раз Дэвид. — Он не из той породы лис, которые могут в один день дважды сбежать и снова попасться. Что ты думаешь о нем, Энди?

— У меня по отношению к нему какое-то странное чувство. Но это потому, конечно, что я теперь знаю, что это Одиночка Джек!

— У меня тоже какое-то странное чувство. Но все-таки что чувствуешь ты?

— Трудно сказать. Отчасти ты уже знаешь что. Когда бы я ни взглянул на него, он был все время мрачен и отворачивался от меня. Но когда я сам отводил взгляд, то чувствовал, что он смотрит прямо на меня и усмехается, — усмехается с превосходством, пониманием, как победитель. Однако я не могу объяснить, что точно имею в виду под этими словами. Это не выразить просто так…

— Думаю, я понимаю тебя, потому что сам испытываю нечто похожее на то, о чем говоришь ты. То есть: когда я его увидел, даже еще не зная его имени, не представляя, кем он мог быть, я почувствовал точно мороз по коже. Когда я смотрел ему в лицо, я испытывал в точности то же, что чувствуют, когда кто-то уставится в спину — кто-то опасный… человек или зверь. Как будто холодок пробегает по хребту… понимаешь ли?