Евгений Костюченко - След мустанга

— Я слышал, что назначен сбор вождей, — сказал Чокто. — Волчья Рубаха, босс шайенов, послал на сбор своего сына. Из резервации навахо приехал Тапахонсо. Темный Бык тоже там будет.

— Где?

— У скалы Белого Мула, на границе Большого Леса. Там мы его и догоним.

— Верно, босс! — подхватил Лански. — Посмотрим, как он будет оправдываться, когда мы налетим.

— Темный Бык думает, что мы побоимся за ним гнаться, — сказал Чокто. — Но мы его догоним и повесим! Чтоб больше никто не покушался на имущество компании!

— Я побегу, позову ребят, да, босс? — вскочил Лански.

— Там же и повесим, — мечтательно повторил Чокто. — Прямо на скале Белого Мула. Ее станут называть скалой Темного Быка. Босс, надо взять побольше ребят в погоню, чтобы никому не было обидно!

Оба помощника уже стояли на пороге, но Мерфи не торопился отдавать приказ. Он спокойно сидел, задрав ноги на стол, и сворачивал самокрутку.

— Босс, время уходит!

— Дженкинс, остынь. Иди мойся, иначе за нами никто не осмелится ехать, — сказал Мерфи.

Ему совершенно не хотелось тащиться к Белому Мулу. Он знал это место. Самое проклятое место в округе. Начать с того, что пришлось бы пересечь две реки, причем берега Волчьей реки были заселены всякой швалью так же густо, как трущобы Нью-Йорка. Беглые каторжники, конокрады и убийцы скрывались в бесчисленных пещерах.

Всю пойму покрывал камыш в два человеческих роста, и там можно было спокойно спрятать слона, не то что украденную лошадь. Прогуляться через этот гостеприимный край Мерфи согласился бы только в сопровождении кавалерийского полка.

Сама же скала стояла посреди долины, где постоянно пропадали изыскатели. Просто уходили туда — и не возвращались. Рассказывали, что много лет назад там был прииск. И все, кто на нем работал, умирали от скоротечной болезни. Кто прямо на прииске, а кто за стойкой бара, празднуя свое возвращение. В общем, в живых никого не осталось.

— Да, индейцы умеют выбирать место для пикника, — задумчиво произнес он.

— Томас, ведь нам даже не придется туда идти! — бодро сказал Лански. — Когда краснокожие узнают, какую армию мы тут собрали, они сами отпустят Скилларда.

С порога послышался голос Чокто:

— Что? Индейцы отпустят Скилларда? Не будет такого.

Он вошел, осторожно обтирая лицо полотенцем. Вытер руки и, скомкав, швырнул почерневшее полотенце на скамейку.

— Они украли его не для того, чтобы освобождать. Надо было сразу ехать за ним. Пока мы тут сидим и моемся, они, наверно, уже разрезали ему живот вот здесь, — он ткнул себя пальцем под ребро, — зацепили крючком кишку и потихоньку начали ее вытаскивать. Знаете, как орет взрослый мужчина, когда видит собственную кишку? Он пищит, как котенок! Он бы и хотел кричать погромче, но от ужаса у него сжимается горло. И получается такой тоненький слабый голосок, что все вокруг смеются.

Чокто достал из кармана рубахи гребешок и принялся вычесывать длинные волосы.

— К вечеру ваш инженер уже не будет кричать, — продолжал он с удовольствием. — Он будет беззвучно плакать. Пока не кончатся слезы. А его кишки будут лежать у него на коленях, и по ним будут ползать мухи. Собак к нему не подпустят, чтобы не загрызли насмерть. Но мух отгонять никто не будет.

— Хватит тебе, — сердито бросил Мерфи.

— Бедный Скиллард, — проговорил Лански.

— О, ты еще не знаешь, какой он бедный! — ухмыльнулся Чокто. — Ночью его начнут укорачивать. Будут отрезать пальцы, и каждую ранку поливать особым зельем, чтобы кровь не вытекала. Его будут поить кофе с молоком и заставлять курить трубку, чтобы он не умер раньше времени.

— Как это — раньше времени? — спросил Мерфи.

— Три дня, не меньше, — солидно сказал метис. — Если он умрет в первый день, это позор для семьи. Через три дня его оставят висеть головой вниз над костром, а семья снимется с места и отправится кочевать. Очень важно, чтобы он оставался живым, когда они уйдут. Важно, чтобы он умер своей смертью. Так мы едем?

Мерфи хлопнул ладонью по столу.

— Черт возьми, Дженкинс! Я за чем тебя посылал в город? Где ордер?

— Ордер? — Чокто поковырял в носу и внимательно разглядел палец, прежде чем вытереть его об рубаху. — Ордер… Так я же не видел маршала. Я, как только узнал про Скилларда, сразу помчался к тебе. Это же важнее, чем какой-то ордер.

— Как я, по-твоему, могу привести человека в суд, не имея ордера на арест?

— Это не моего ума дело. Мое дело — тебе помогать. Так мы едем спасать инженера?

— Да. Едем. Лански! Запрягай. Едем в город.

12

Лагерь индейцев они увидели издалека. Сначала на фоне закатного желтого неба показались верхние концы их шатров, типи. Словно растопыренные тонкие пальцы, тянулись они из-за гребня холма. Их было много, Кирилл насчитал с десяток заштрихованных треугольников.

А потом они подъехали ближе, долина раскрылась перед ними, и типи стали видны целиком. Теперь они были похожи на песочные часы — вверху прозрачный треугольник скрещенных жердей, внизу темный треугольник бизоньих шкур. Типи стояли не кругом, как обычно, а группами по три-четыре в каждой.

Отдельно, у самого леса виднелась высокая белая палатка с пологом, украшенным синими поперечными полосами. Посреди лагеря горело несколько костров, и в разных концах пестрели группы лошадей. Сюда, к скале на границе прерии и большого леса, собралось сразу несколько разных семей.

Монотонный рокот барабана доносился, казалось, из-под земли.

— Я же говорила, у них праздник, — сказала Полли.

От лагеря к ним скакали шестеро всадников. Над передним колыхались белые перья короны.

Ахо выехал вперед. Он поднял обе руки вверх и выкрикнул короткое гортанное приветствие, от которого у Кирилла мурашки пробежали по спине, а его конь попятился, недовольно отворачиваясь.

Молодые индейцы остановились в тридцати шагах. Расстояние броска камня, как они выражаются. Или дистанция прямого выстрела из кольта, как привыкли считать белые. Подъезжать вплотную — невежливо, а останавливаться слишком далеко — знак недоверия.

Кирилл видел, что на их темных лицах с высокими скулами нет никакой раскраски, и это его обрадовало. Лица красят обычно перед боем или для особых ритуалов. А ему не хотелось бы участвовать ни в том, ни в другом.

Индейцы молчали, разглядывая гостей. Они были из разных племен, судя по их одежде и украшениям. Тот, что нес на голове орлиное оперение, держал у бедра круглый кожаный щит, расписанный по спирали. Парень слева от него носил налобную повязку с двумя перьями, свисающими вдоль ушей. А шляпа того, кто справа, была обвита блестящей и пятнистой змеиной кожей. Трое одеты в рубахи с бахромой, двое — в клетчатые сорочки, один щеголял кожаным жилетом, надетым на голое тело.