Луис Ламур - Мужчина без проблем

Я широко улыбнулся.

— Мадуро был погонщиком мулов в экспедиции. А мой предок — его капитаном.

Глава 3

Нырнув в дверь, прежде чем Нана успела в меня чем-нибудь запустить, я быстро посмотрел налево и направо по коридору и вернулся обратно в комнату. Прежде чем она поняла, что происходит, я обнял ее и притянул к себе. Она начала сопротивляться, но что для меня значили удары ее кулачков? Я поцеловал ее и, войдя во вкус, поцеловал еще раз. И она возвратила мне поцелуй, или мне это только показалось?

Потом я отпустил ее, быстро вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Когда я бежал по коридору, услышал ее голос:

— Трус!

И вот они пришли. До меня донеслись их шаги на черной и главной лестницах. Я заскочил в ближайшую комнату, поджег два листка папиросной бумаги о тлеющий кончик сигареты, потом схватил одеяло с кровати и сунул в него горящую бумагу. Оно сразу же вспыхнуло. Пожар поможет мне выиграть хоть немного времени.

Я стоял уже у окна, когда кто-то, учуяв запах дыма, закричал:

— Пожар!

Раздался топот бегущих по коридору ног. Выглянув в окно, я увидел внизу только одного человека и выпрыгнул с высоты восемнадцати футов.

Он повернулся и направил на меня винтовку, а я схватил ее за дуло и дернул на себя. Потеряв равновесие, парень начал валиться вперед. Я опустился на одно колено, схватил его покрепче и, перекинув через себя, шарахнул о стену. А потом вскочил и побежал.

Сзади грянул выстрел. Оперевшись на столб загона, я перемахнул через забор. Подбежав к воротам, я распахнул их, поймал одну из лошадей, вскочил в седло и, прячась за ее корпусом, помчался к выходу. Напуганные кони рванули из загона и я вместе с ними.

Раздались выстрелы, проклятия, вопли. Табун понесся вниз по переулку. Сторож попытался отпрыгнуть в сторону, и это ему почти удалось. Но все же его задели, и он упал. Я направился к той конюшне, где меня ожидал мой Рыжий.

Соскочив с чужой лошади, я бросился вперед, но слишком поздно заметил троих с револьверами, которые поджидали меня. У меня подвернулась нога, что, как оказалось, спасло меня. Вокруг гремели выстрелы, и я — чисто инстинктивно — тоже начал стрелять из обоих револьверов.

Отогнав нападавших, я вскочил на Рыжего, и мы помчались. Как мне показалось, сразу за околицей я уловил свежий запах сосен…

Только на самом деле хвоей пахло не вблизи города. Сосны росли на дальней горе за домом Наны, а я лежал на земле. Неподалеку от меня щипал траву Рыжий. Перекатившись, я сел, и от этого движения у меня снова пошла кровь. Голова раскалывалась, и волны боли накатывались на меня. Я лег навзничь на траву и посмотрел в небо, где собирались облака.

Немного спустя, я снова сделал попытку встать и добрался до ручья, который так прельстил моего Рыжего. Я пил, снова и снова припадая к воде, а потом, сидя под нависшими облаками, разорвал джинсы, осмотрел раны, промыл и как мог перевязал их. Хорошо, что я знал, как это делают индейцы и какие растения они в таких случаях применяют.

Я снова сел в седло и углубился в холмы. Ранчо осталось далеко позади, но я все ехал и ехал, отыскивая скалу, которая по форме напоминала затылок. Дважды я останавливался, чтобы посмотреть вниз. Там цепью ехали всадники, разыскивавшие меня.

Пошел дождь, и его капли холодили мне лицо. Сверкнула молния, раздался гром. Я кое-как закутался в плащ и, сгорбившись под дождем, продолжал свой путь.

Дождь смоет мои следы. Это поможет нам. Рыжий с трудом шел вперед. Гром грохотал, эхом рассыпаясь среди вершин. Один раз перед нами произошел обвал, но мы все продолжали двигаться вперед. И вот при яркой вспышке молнии я увидел это!

Объехав скалу, я оказался в лабиринте из валунов. Дважды попадал в проходы, которые кончались тупиком. Возвращаясь каждый раз назад, я все-таки отыскал нужный проход, и передо мной открылся путь.

Сквозь стальную сетку дождя стволы деревьев казались чугунными столбами. Я еле держался в седле, лишь изредка направляя моего Рыжего. Потом пошел крутой спуск в горную долину. Трава, вода, деревья… И вот он — арочный вход в старинную испанскую миссию!

В небольшом глинобитном доме мы нашли убежище, Рыжий и я. Из растения амолилло и кукурузной муки я сделал компрессы на раны и впервые за все время перекусил немного вяленым мясом и хлебом, которые лежали в моих седельных сумках.

Вскоре я заснул, просыпаясь только чтобы сменить компрессы на ранах.

Здесь я был в безопасности. Никто не мог отыскать это место целых двести лет, и мне хотелось верить, что никто не найдет его и сейчас. Спустилась ночь, ветер завывал, дождь стучал в старую крышу, местами вода протекала на древний пол.

Долгое время снаружи только сверкали молнии, грохотал гром и лил дождь. Потом мне показалось, будто чьи-то руки прикасаются ко мне и ласкают меня, и я ощутил на губах поцелуй моей любимой.

Наступило утро, и я проснулся. Солнечный свет проникал сквозь старинную дверь. Я слышал, как мой Рыжий хрустел травой. Седло и уздечка лежали в углу. Я даже не помнил, как снимал их.

Я был укрыт одеялом, и голова покоилась на подушке из травы. Пора было заняться ранами, я повернулся и сел. Но тут увидел, что на ранах свежие повязки из белой ткани, и страшно удивился. Наверно, в этом месте водятся привидения.

И вдруг до меня донеслось пение, в дверях мелькнула тень, а потом вошла Нана с охапкой цветов.

Увидев, что я проснулся, она остановилась.

— Так значит это ты пришла!

— А кто другой мог прийти? Кто другой смог бы отыскать тебя здесь?

— Ты никому не сказала?

— Ни единому человеку.

Она подошла ко мне, держась, однако, на приличном расстоянии, потому что несмотря на мое недомогание, при виде ее у меня в глазах загорался голодный блеск. И она замечала это.

— Я собираюсь обратно, — сказала она. — Тебе надо отдохнуть. Я привезла еду, на какое-то время хватит. Отдыхай, восстанавливай силы и уезжай.

— Уезжать?

— Веттерлинг охотится на тебя, как на дикого зверя. Он ничего не слушает. Ты застрелил Мака и еще двоих. Нескольких ранил. Он поклялся уничтожить тебя.

Я коротко и ясно объяснил ей, что никуда не уеду, что останусь здесь, что ее поцелуи для меня так дороги, что никого в жизни я больше не поцелую. И что я обязан остаться.

Она пришла в ярость, заявила, что я дурак. Что она никогда не целовала меня и впредь никогда не позволит целовать себя. Что я должен уехать. Потому что она не хочет, чтобы я умер.

— Ты любишь меня?

— Нет! — выпалила она. — Любить тебя? Негодяя? Убийцу, который продается за деньги? Убирайся! Я не хочу, чтобы тебя убили, потому что помню, что ты сделал для меня тогда, очень давно.

Я печально покачал головой.