Луис Ламур - Джубал Сэкетт

Подтянувшись вдоль дерева, перевернулся и, волоча больную ногу, пополз к реке набрать воды. Затем медленно вернулся к костру, повесил берестяной котелок над огнем, снова соорудив приспособление из двух рогулек и поперечной палки, и настрогал в воду корни сухого цикория.

Увечье и скудная пища совсем ослабили меня. Прислонившись к упавшему дереву, я сел и отдыхал, глядя на огонь. Время от времени подбрасывал в него сухие ветки.

Потеря карты, если можно так назвать клочок оленьей кожи, не представляла особой проблемы. Мы с детства привыкли путешествовать, бросив один-два взгляда на наспех начерченные на земле или мокром песке линии и знаки, изображающие реки, тропинки и горы. Я помнил каждую деталь карты и знал, куда идти и что делать. Если я только выберусь отсюда.

Хуже всего, что я не встречусь с Кеокотаа. Что он предпримет, когда я не появлюсь? Наверное, пожмет плечами и пойдет по своим делам. Путешествовать по неизведанной земле всегда нелегко, с любым может приключиться беда. Он знал это лучше меня.

Однако я уже начал привыкать к нему. Правда, мы еще настороженно относились друг к другу, особенно я к нему, потому что понимал, что индейцы очень отличаются от белых. Мы произошли от разных корней, у нас разные обычаи и верования. Но он сильный, отважный человек и хороший товарищ.

Человек, когда он один, всегда сильнее. Когда с тобой товарищ, ты в какой-то степени полагаешься на него, твое внимание рассеивается, ты становишься менее бдительным. Это опасно. Однако путешествовать в одиночку тоже очень опасно, и даже с самым бдительным человеком может случиться несчастье, что я и доказал.

Цикорий вскипел, и я стал медленно потягивать горячий напиток. Пустой желудок подводило, но навар помог, я почувствовал себя лучше. Подбросив в костер топлива, чтобы сохранить огонь, я оперся на сук и встал. Теперь нужно найти костыль. Однако все ветки, которые мне попадались, были кривые или гнилые, и ни одна не годилась. Тогда, взяв в качестве трости ветку покороче, я побрел проверять расставленные ловушки.

Первые две оказались пустыми. Я лег на спину и, отдыхая, смотрел сквозь листья в небо. Мне не следовало слишком удаляться от своего укрытия, дождь мог начаться в любую минуту. Нечего разлеживаться, когда столько дел, прикрикнул я на себя, попил воды из речки, а затем, используя в качестве опоры все, что попадалось под руки, попытался подняться. Нога моя из-за шины совершенно онемела, и идти с помощью импровизированной трости казалось почти невозможным.

Я снова стал осматривать землю, ближайшие деревья, все вокруг, выискивая сук, пригодный для изготовления костыля. Наконец нашел: длинную, прямую, еще живую ветку, что меня очень порадовало. Живое дерево гораздо легче резать, чем мертвое и сухое. Ножом я надсек сук недалеко от ствола, затем углубил зарубку, действуя с двух сторон, и сломал его. Потом нашел изогнутую ветку и срезал ее с дерева, чтобы сделать из нее верх моего костыля. Теперь предстояло вернуться за сыромятной веревкой, которой я скреплял прежний костыль.

Несколько сот ярдов до лагеря я шел целый час, еще несколько минут ушло на то, чтобы соорудить костыль.

Это был третий, и несомненно, он вышел гораздо лучше первых. Первый представлял собой просто случайную ветку, второй я уже смастерил сам. Если бы я остался калекой надолго, то значительно преуспел бы в изготовлении костылей. Но Боже упаси!

На обратном пути я наткнулся на дикий салат-латук и собрал все листья, которые смог найти; несколько штук я сжевал по дороге в пещеру.

Угли в костре еще тлели, мне удалось быстро возродить огонь, подбросив веток. Поев еще листьев, я снова прилег отдохнуть, потому что чувствовал себя совершенно измотанным. Нога ныла. Салат-латук не утолил голода, хотя его можно было жевать и он считался питательным и полезным.

Волоча ногу, я заполз в пещеру и взял лук со стрелами, оставив пистолеты на прежнем месте. Уж коль скоро я не мог выследить оленя, то стоит попробовать выждать его у водопоя. Наконец, шансы, конечно, невелики, но мне позарез нужно мясо, и охотиться все же лучше, чем лежать и ждать там, куда не заглянет ни одно животное.

Луг, через который текла река, зарос высокой травой, но в некоторых местах траву либо примяли животные, либо она полегла от сильного ветра. Шествуя на водопой, олень должен был его пересечь.

Опираясь на новый костыль, я дохромал до большого старого бревна и уселся в ожидании. Я точно определил расстояние, несколько раз прицелился по тем местам, откуда мог появиться олень, и стал ждать.

Солнце стояло еще высоко, и я задремал. Олени обычно идут на водопой только после заката, хотя всякое случается. Они пьют, щиплют молодые листья и возвращаются туда, где собираются залечь на ночь.

Один раз, лежа тихо, не шевелясь, я вроде бы услышал слабый шорох листьев, как будто кто-то пробирался в кустах, однако, когда я осторожно сел и огляделся, ничего не заметил. Тем не менее я насторожился и снял ремень, на котором висел мой нож.

Я был голоден. Нет, я просто умирал от голода. И до того, как сломал ногу, я ел очень мало, а что уж говорить теперь.

Как раз передо мной петляла едва заметная звериная тропа. С ней я связывал свои надежды и, прислонившись спиной к толстому стволу дерева, наблюдал за опушкой леса. Колчан лежал у меня под рукой. Одну стрелу я вставил в лук, а другую положил рядом на тот случай, если промахнусь.

Из того положения, в котором я находился, пользоваться большим луком было трудно, но выбора не было. Я ждал, временами клевал носом, поскольку понимал, что еще рано. Проснулся я внезапно.

Кто-то двигался рядом со мной!

Я осторожно огляделся, но ничего не увидел и не услышал.

Снова шорох совсем близко!

Я повернулся и… встретился взглядом с желтыми глазами огромной, приготовившейся к прыжку кошки.

Пума!

Справа от меня, футах в тридцати, не дальше! Ее намерения не оставляли никаких сомнений. Будь она слева, я бы выпустил в нее стрелу. Но сейчас мне нужно полностью развернуться, перенести через бревно больную ногу. Сделать это было невозможно.

Хвост пумы подергивался, на лопатках напряглись мышцы. Я резко рванулся, ощутив страшную боль в ноге, и в тот момент, когда кошка прыгнула, выпустил стрелу, Потеряв опору, упал и выронил лук.

Падение обернулось для меня удачей: пума промахнулась. Подпрыгнув на месте и злобно рыча, она бросилась в атаку. Но я уже успел выхватить нож и, когда тело зверя взвилось надо мной, всадил нож в мягкое брюхо по рукоятку.

Кошка рвала меня когтями, ее челюсти мелькали рядом с головой. Я снова и снова бил ножом, ощущая на лице ее горячее дыхание… Тогда я сунул ей под ребра левый кулак и повернул его.