Роберт Говард - Джентельмен с Медвежьей речки

Итак, я отправился в путь и пару дней спустя, с мрачным достоинством во взоре, уже въезжал на главную улицу поселка Рваное Ухо. От жителей я толку так и не добился, а потому решил для начала прочесать округу. Папаша всегда говорил, что если меня что и погубит, так это мое любопытство, Я, например, никогда не мог спокойно слушать ружейную пальбу — во мне тут же просыпалось желание узнать: кто это там стреляет в горах и с какой целью? Вот и в то утро — только я услышал пальбу, как сразу свернул с дороги и поехал на шум.

Узенькая тропка петляла между огромными деревьями и зарослями кустарниками.

Звуки выстрелов становились все отчетливее. Скоро я выехал на прогалину, и тут же — бац! — пуля, выпущенная из ближних кустов, едва не разорвала поводья надвое. Я не стал медлить с ответом, и из зарослей с воплем выпрыгнул, размахивая руками, человек. Моя пуля угодила в затвор его винчестера и чуть было не задела пальцы.

— Хватит пугать криками бедных зверюшек, — сурово сказал я, целя ему промеж глаз. — Лучше объясните, с какой стати, вы кидаетесь на безобидных путников? Он неуверенно пошевелил пальцами и, постонав для порядка, сказал:

— Я принял тебя за Джоэла Керна, местного бандита. Фигурой вы очень схожи.

— Ну так вы ошибаетесь. Меня зовут Бреженридж Элкинс с Медвежьей речки. Я случайно проезжал неподалеку, и мне захотелось узнать, кто это здесь постреливает.

За спиной у человека из-за деревьев раздалось несколько выстрелов, и чей-то голос спросил, не случилось ли чего.

— Все в порядке! — крикнул в ответ незнакомец. — Опять недоразумение! — А затем обратился ко мне: — Рад встрече с тобой, Элкинс. Нам как раз такой парень и нужен. Я — шериф Дик Хопкинс из Ручья Гризли.

— Если вы шериф, то где ваша звезда? — спрашиваю я у этого типа.

А тот и отвечает:

— Потерялась в кустах. Мы, с парнями целые сутки не слезали с коней, гоняясь за бандой Тарантула Биксби, и наконец зажали их в лощину между скалами. Они сейчас отстреливаются из заброшенной хижины. Я услышал поступь твоего коня и на всякий случай решил проверить, не Керн ли это шныряет вокруг. Поторопимся, ты должен нам помочь!

— Не обязан, — резко ответил я. — Мне нечего делить с каким-то Тарантулом Биксби.

— Ты что же — не хочешь в моем лице уважить закон?

— Не хочу, — говорю.

— Дьявольщина! — взорвался он. — И это оговорит гражданин свободной страны! До чего мы докатились — просто подумать страшно! Если все так будут рассуждать, что останется делать честным патриотам?!

— Ладно, — говорю, — так и быть. Пойду гляну, что там у вас творится.

Шериф подобрал с земли винчестер, и привязал к дереву Капитана, и мы пошли на звуки выстрелов. Миновав узкий перелесок, вышли к группе валунов, укрывшись за которыми, четверо мужчин деловито обстреливали лощину. Уклон был довольно крутой и заканчивался почти идеально круглой площадкой, со всех сторон окруженной высокими скалами. Посреди лощины стояла хижина, и в щели между ее бревнами пробивался пороховой дымок.

На меня посмотрели с недоумением, а один из стрелков заметил:

— Какого черта?

Тут Шериф прикрикнул на него и сказал:

— Парни, это Брек Элкинс. Я только что объяснил ему, что мы представляем закон в Ручье Гризли и что мы наконец загнали в ловушку Тарантула Биксби, вместе с двумя его головорезами.

Один из помощников вдруг оглушительно загоготал, а шериф, метнув в него яростный взгляд, внушительно произнес:

— Над чем это ты ржешь, пятнистая гиена?

— Я по нечаянности проглотил лесного, клопа, — ответил тот, отводя глаза в сторону, — а такая оплошность всегда вызывает у меня истерику.

Шериф приказал мне поднять правую руку. Я поднял, и тот заговорил:

— Клянешься ли ты говорить правду и только правду и ничего, кроме правды?

— Argumentum baculinum. Arrestari et imprisonary. Particeps criminis[1].

— Что за ахинею вы порете?! — возмутился я.

— … и что соединили Небеса, то не разрушить смертному, — продолжал завывать Хопкинс. — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, да хранит вас Господь! Все. Я только что официально принял тебя в свою команду.

— Да подите вы к чертовой матери! — прорвало меня. — Сами ловите своих воришек! Чего глаза вылупили? Вот как дам промеж ушей, будете знать!

— Ну, Элкинс, — взмолился Хопкинс. — С твоей помощью мы вмиг разделаемся с этими подонками. Тебе и делать-то ничего не придется: лежи себе за скалой да постреливай почаще. Ты будешь отвлекать их внимание, а мы тем временем проберемся за скалами и зайдем с тыла. Видишь, заросли кустарника доходят почти до подножия холма — лучшего прикрытия и не сыскать! Ну что тебе стоит!

А отдам тебе часть награды.

— Не нужны мне ваши паршивые деньги, — сказал я, поворачиваясь, чтобы уйти, — кроме того… о-о-о!

Дело в том, что, потеряв осторожность, я высунулся из-за скалы и тут же пуля, чиркнув по коже чуть ниже спины, прожгла широкую полосу в моих элегантных штанах.

— Черт бы побрал этих убийц! — завопил я вне себя от ярости. — Дайте мне ружье! Я покажу им, как стрелять ниже пояса! Делайте, как задумано, пока я буду кормить их свинцовым горохом!

— Хороший мальчик! — сказал Хопкинс. — Ему еще воздастся по делам его.

Сказано это было с легкой усмешкой, но я, не обратив на нее внимания, занял удобную позицию за огромным валуном и открыл по хибаре бешеную стрельбу.

Приходилось ориентироваться по клубам дыма которые пробивались сквозь щели в стене, но по тому, как из лощины вскоре стали доноситься проклятия и вопли, можно было судить, что мой свинец причиняет осажденным некоторое беспокойство.

Негодяи в долгу не оставались. Их пули то расплющивались о камни, обдавая мне лицо мелкой крошкой, то свистели над ушами. Я уже с нетерпением начал поглядывая на противоположный склон, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки шерифа и его людей, но услышал лишь конский галоп, удаляющийся в западном направлении! Помню, я еще удивился, кто бы это миг быть, однако стрельбу не бросил и все ждал, что вот-вот по склону скатится шериф со своими парнями и похватает бандитов с тыла. И тут, пока примеривался для очередного выстрела, — бам! — в нескольких дюймах от лица в камень угодила пуля, и острый осколок больно царапнул меня по уху.

Я до того разозлился, что даже не стал отвечать. Жалкое ружьишко в моих руках уже не могло дать выход переполнявшим меня чувствам. Чуть поодаль я заметил большой обломок скалы, нависший над склоном. Отбросив ружье, я встал перед ним на колени и крепко обхватил руками. Затем помотал головой, вытряхивая из глаз каменную крошку, и крикнул так, чтобы те — внизу — могли слышать каждое мое слово: