Сочинения в трех томах. Том 2 - Майн Рид

— Если вы не соскучитесь.

— А вы еще потанцуете со мной?

— С удовольствием… если вы не связаны.

— Уверяю вас, я совершенно свободен. Танцевать мне хочется только с вами.

— Я польщена, — ответила мне голубое домино, — тем, что вы предпочли мое скромное общество стольким блестящим красавицам, но выбор ваш растрогал бы меня еще больше, если б вы знали, кто я…

Голос ее звучал серьезно. Она вздохнула.

Неужто она воображает, что я принял ее за важную леди? Наивная девушка! Я не ищу знакомства с знатными мексиканками — наследницами крупных поместий. Не стремлюсь получить невесту с приданым в несколько тысяч быков. С модисткой мне веселее и беззаботнее, чем с дочками плантаторов.

Немного подумав, я ответил:

— К сожалению, я не знаю, кто вы, и, весьма возможно, не узнаю никогда, если вы не снимите своей маски.

— Увы, это немыслимо!

— Немыслимо? Но почему же?

— Потому что, открыв вам свое лицо, я потеряю партнера, и мне будет жаль. Говоря откровенно, вы отлично вальсируете.

— Как мне понять вас? Это колкость или любезность? Никогда не поверю, что ваше лицо может отпугнуть танцора. Снимите, прошу вас, эту докучную маску! Поболтаем свободно. Я, как видите, без маски.

— У вас, конечно, нет оснований стесняться своего лица, чего нельзя сказать о многих присутствующих.

— Очаровательная маска! — возразил я. — Вы мне льстите. Я смущен.

— Напрасно! Однако вы зарумянились. Это вам идет.

— Вот бесенок! — сорвалось у меня с языка.

— Кто вы? — спросила незнакомка, резко меняя тон. — Не мексиканец? Военный или штатский?

— Посмотрим… за кого вы меня принимаете.

— Судя по вашей бледности и томным вздохам, вы, должно быть, романтик-поэт.

— Сейчас, кажется, я не вздыхаю.

— Но раньше…

— Когда? Во время вальса?

— Нет, еще раньше.

— Значит, вы за мной следили?

— Да. Ваш скромный черный костюм выделялся среди военных мундиров, наконец, ваша манера держаться…

— Моя манера держаться? — переспросил я с легкой тревогой. Уж не совершил ли я какой-нибудь неловкости в погоне за Изолиной?

— Да, у вас был такой растерянный вид. Кстати, вы не питаете слабости к желтому домино?

— К желтому домино? — повторил я и потер рукою лоб, словно припоминая что-то. — Как вы сказали? К желтому домино?

— Да, да! К желтому домино! — с лукавым вызовом воскликнула незнакомка. — Помните, с кем танцевал молодой драгун?

— Да, как будто припоминаю.

— Я так и знала. Желтое домино вам запомнилось: вы так напряженно за ним следили.

— Видите ли, я, собственно… Как могли вы это подумать?

— Однако она вняла мольбам своего кавалера и сняла под конец маску.

— Вы были при этом? Вот чертова история! — воскликнул я, забыв о светских приличиях.

Француженка от души расхохоталась.

— Ну, конечно, я все видела. Забавно было, не правда ли?

— Очень забавно, — подтвердил я и принужденно рассмеялся.

— Какой дурацкий был вид у молодого драгуна!

— Очень глупый вид.

— А у вас?

— Как вы полагаете?

— На вашем лице было написано глубокое разочарование.

— Это я-то был разочарован? С какой стати?

— Ах, бросьте изворачиваться!

— Я только жалел бедную цветную.

— Вот как? Вам было жалко ее?

В словах незнакомки послышалась серьезная нота, довольно неожиданная для легкомысленной беседы.

— Ну да, я пожалел ее. Бедняжка была совсем убита.

— Убита? Вы думаете?

— Не сомневаюсь. Она тотчас покинула зал и больше не возвращалась. Очевидно, уехала домой. Наконец досада моя объясняется очень просто: я никогда не встречал такой танцорки, за исключением, пожалуй, вас, но…

— Что же из этого?

— Девушка, к сожалению, оказалась негритянкой.

— Боюсь, что вы, американцы, не слишком галантны с цветными леди. Но в Мексике, которую вы клеймите именем деспотической страны, царят совсем другие нравы.

Я почувствовал упрек.

Француженка продолжала:

— Давайте переменим разговор. Вы не поэт?

— Не считаю себя достойным такого высокого звания, хотя и писал в молодости стихи.

— В этом я не сомневаюсь. У меня чутье, как видите. Не посвятите ли мне чего-нибудь?

— Не зная вашего имени и не видев лица! Мне кажется, я вправе познакомиться с чертами той, которую должен воспеть.

— Ах, сударь, вы сами не знаете, чего требуете: сняв маску, я потеряю все шансы получить от вас мадригал. Ваше вдохновение сразу иссякнет.

Я готов был поклясться, что передо мной не портниха, хотя приемы спорщицы были не менее заострены, чем игла. Это светская женщина, и притом весьма находчивая.

Любопытство мое достигло апогея. Страстно хотелось увидеть лицо собеседницы.

Она очаровала меня своей болтовней. Я и в мыслях не допускал, что она дурнушка. Такому остроумию должно соответствовать прекрасное, тонкое лицо. Наконец, стройность стана, маленькие руки и ноги, нежный, гармонический голос и лучистые глаза, глядевшие в прорези маски, — все обещало красоту.

— Сударыня, — произнес я, отбросив шутки, — умоляю вас, снимите маску! Если б не бальный зал, я опустился бы на колени.

— А если я исполню вашу просьбе, вы холодно удалитесь. Вспомните желтое домино…

— Вам, кажется, приятно меня мучить? Неужто я способен на такую бестактность! Допустим, вы не красавица в общепринятом смысле слова, однако, сняв маску, вы сохраните искусство беседы, чудесный тембр голоса и грацию движений: все это от вас не отделимо. Разве может быть безобразной столь богато одаренная женщина? Пусть, наконец, лицо ваше черно, как у той незнакомки в желтом