Томас Берджер - Маленький Большой Человек

И все же, сказав это, признаю, что сожалею о содеянном. Но мы это сделали, и вот как оно обычно происходило: в конце августа – начале сентября охотники съезжались в Небраску, чтобы застать там стада- и вместе с ними спускались по мере того, как холодало, на юг, до Техаса, по пути убивая бизонов, и промысел обычно продолжался до марта следующего года. Затем весной охотники шабашили и ехали, как вам известно, в Канзас-сити отдохнуть и развеяться, ну, а бизоны тем временем на лето тащились на север и там линяли.

На такой охоте лошадь не использовали. Шли пешком, подбираясь как можно ближе к одной из небольших группок, на которые разбивались животные, когда паслись. Потом устанавливали крестовину для упора при стрельбе, на нее клали длинноствольную винтовку «Шарпе» и принимались отстреливать бизонов по краям этих группок. Вот так, удобно устроившись, можно было бить в течение довольно продолжительного времени, пока бизоны не начинали понимать, что происходит, потому как звуки выстрелов их не страшили, как не тревожило и то, что вокруг падают их товарищи. Пугал их только запах крови.

При благоприятном и постоянном ветре можно было завалить одного за другим до тридцати животных, а остальные в это время спокойно щипали травку. Их можно было бить до тех пор, пока один из них не учует кровь, не всполошится и не забьет копытом по земле. Потом другой бизон ее учует и заревет, тут уж запаникует группа, и страх постепенно охватит все огромное стадо на площади пяти квадратных миль, минута – и замелькали только хвосты несущихся в чудовищной панике животных. Или, как иногда Шайен случалось, с другого края стада вели стрельбу другие парни, и тогда бизоны охваченные паникой, мчались бы на вас, и вы бы перед смертью увидели необыкновенную картину: весь горизонт – рога, рога, рога…

Но этого обычно не происходило; и когда стадо уносилось, к вам на фургоне подъезжал ваш шкуродер, который до того момента находился сзади, и приступал к работе над убитыми животными: делал несколько длинных надрезов, накидывал веревку вокруг собранных на шее складок, другой конец веревки привязывал к лошади и отгонял ее – таким образом сдирая шкуру целиком. А в лагере шкуры растягивали на колышки для просушки, после чего высушенные шкуры складывали в штабеля в ожидании заготовителей, которые время от времени посылали фургоны во все охотничьи лагеря.

Ну вот, сэр, чем я был занят зимой семьдесят первого, и тот промысловый сезон мы с моим шкуродером закончили за рекой Канейдиан, в техасском Пэнхендле. В конце марта вернулись в Колдуелл и получили от заготовителей за шкуры около шести тысяч долларов за зиму, что означало, что за свой первый промысловый сезон я один убил две с половиной тысячи бизонов. А такие матерые ребята, как Билли Диксон или старик Киллер, добыли куда более моего.

Однако, по-прежнему казалось, что бизонов не стало меньше. Возле речки Луговой Собачки, ниже Канейдиан, мы со шкуродером поднялись как-то раз на вершину холма и увидели перед собой бескрайнее пространство, устланное буроватой шерстью. По-моему, видно было миль на 25 – день был ясный. Так вот, проведя вытянутой рукой слева направо по линии горизонта, вы очертили бы пространство, на котором был миллион бизонов…

В Колдуэлле я расплатился со шкуродером, с кредиторами за снаряжение и после всего у меня оставалось ещё несколько тысяч. И с этими деньгами я направился в Канзас-сити посмотреть на успехи Амелии.

Но прежде чем рассказать об этом, должен вскользь упомянуть о некоем любопытном совпадении. Помните, что передо мной гонял из Сан-Педро в Прескотт фуру один парень с очень смешным именем? Уайетт Эрп? Ну, так вот, я столкнулся с ним во время охоты и хочу вам сейчас об этом рассказать…

ГЛАВА 23. УСПЕХИ АМЕЛИИ

Мы тогда стояли у Солёной протоки, есть такая на реке Арканзас. Ночью, настрелявшись за день, охотники на бизонов в округе обычно сбивались на ночевку в тёплые компании – вместе выпить, поболтать и перекинуться в картишки. А неиссякаемым источником спиртного были коробейники, которые то и дело заявлялись на фургонах, полных виски в бочках. Не было такого медвежьего угла, куда б не добрались эти удальцы – хоть к чёрту на кулички. В прерии ведь пруд-пруди мест, где раз плюнуть помереть без воды, а вот промочить горло или даже напиться вдрызг можно было едва ли не везде.

И вот как-то вечером мы с моим подручным шкуродером подъезжаем к соседнему лагерю пропустить по маленькой и – кого бы вы думали я там вижу – у фургона на раздаче хлопочет мой братец Билли собственной персоной! Ну, что сказать вам про него – как нашёл в молодости дело, чтоб грело душу, так от него ни на шаг. Может, помните, рассказывал я, как встретил его в пятьдесят седьмом – он тогда сбывал краснокожим своё огненное пойло самого дерьмового пошиба. Ну, он так быстро и так низко опустился ещё тогда и за следующие пятнадцать лет хуже не стал, потому как, хуже было просто некуда. Зубы вот только порастерял, а так все тот же. Такой же фрукт. Как раз заливал клиентам о своем знакомстве с Джоном Уилксом Бутом, которого «роде бы, вовсе и не убивали, и живет он себе, мол, как ия в чем ни бывало в Эль-Пасо, штат Техас, и что у него таи лавка.

Припомнил я тут, как из собственных уст его слыхал, на чем настаивает он свой товар, и решил, что лучше мне, пожалуй, воздержаться от такого добра, но вот шкуродера своего отговорить не смог, ибо иначе пришлось бы признаться насчет сродственника, а мне это было вовсе ни к чему – вот он пошел и потребовал себе налить:

– Ну-ка, плесни своей гремучей смеси!

И надо же такому случиться: у Билла как раз бочонок почти закончился – осталось на самом донышке, и ему пришлось его наклонить, чтобы наполнить ковшик. Так вот, приподнимает он его слить остатки – и тут при свете костра мой шкуродер замечает неладное – таращится в бочонок, потом на Билла.

– Постой, постой…- говорит он.- Это чего там такое… плавает?

Бил отвечает:

– Да, это так, ничего… просто винный камень… Знаешь, как в хорошем вине?

Тут шкуродер отпихивает его в сторону, хватает бочонок и опрокидывает. И вместе с жижей на землю возле костра шлепается с полдюжины… голов, коих опознать для этой публики особого труда не составляло.

– Ка-а-амень? Я те дам камень, сукин ты сын! – закипает шкуродер.- Да ведь это головы! Гремучей змеи!

На это заявление Билл лишь щербато скалится:

– Да уж не коровьи.

Тут парни начинают заводиться. Того и гляди все бочки ему переломают вместе с ребрами. И тогда он признается, что в каждом бочонке на борту его шхуны прерий содержится ровно по шесть змеиных голов. Эта новость заставляет некоторых отчаянных голов, кто уже отведал, отойти в кусты и мучиться там морской болезнью, а остальные – без лишних слов – достают веревки и присматривают сук покрепче, такой, чтобы выдержал моего братца; но тут сквозь толпу протискивается длинный как жердь паренек и обращается к Биллу: