Томас Бриджер - Маленький большой человек

Таким вот образом я и стал личным проводником командира седьмого кавалерийского полка в награду за то, что просто сказал правду. Если вы думаете, что последние слова генерала обидели меня, то ошибаетесь. Да, они означали, что пользы от меня ожидается даже меньше, чем когда я занимался мулами, а слова человека, принимаемого за идиота, и будут звучать для всех по-идиотски, но теперь-то я поеду не в хвосте, а в голове колонны, и, кто знает, быть может, смогу уберечь генерала от грубых ошибок! Поэтому я безоговорочно принял новое назначение, чем вызвал у Кастера новый приступ веселья. К нему присоединились Байер и Жерар, а также индейцы, которые ни слова не поняли, но старались в меру способностей вести себя вежливо.

Приказ генерала находиться все время рядом исполнить было просто невозможно, поскольку он ни секунды не «сидел» на месте: его Вик мелькал то тут, то там, то в миле, то в двух от головы колонны. Кастер выезжал навстречу разведчикам, давал на ходу последние указания курьерам, которых рассылал с приказами его адъютант лейтенант Кук.

Том Кастер, полная копия генерала (только внешне, разумеется), напротив, был все время во главе колонны, раздавая направо и налево сумбурные указания, которые подобострастно выслушивались вестовыми, но не исполнялись, так как единственной частью отряда, находившейся в его ведении, являлся обоз. Остальные родственники генерала — младший брат Бостон и племянник Армстронг Рид — вели себя так, словно направлялись на веселый пикник.

На меня почти не обращали внимания, даже новый денщик Кастера по имени Беркман не изъявлял ни малейшего желания вступить в беседу.

Мы проделали тридцать миль и в восемь вечера сделали привал, но тут явились разведчики кроу и доложили, что следы сиу свернули на запад и идут через Волчьи горы по направлению к Литтл Бигхорну, или, как называли эту реку индейцы, Мокрой Траве. Новость облетела весь лагерь: враг в долине у реки, и на рассвете мы атакуем. Никто не сомкнул глаз, а около полуночи колонна снова двинулась в путь.

Во время недолгой стоянки я нашел Батса, который, закусывая на ходу, шнырял по всему лагерю.

— Знаешь, что я скажу тебе, — заявил он, — завтра Упрямец нападет на индейцев. На целый день раньше соединения с отрядами Терри и Гиббона! К их приходу от краснокожих ничего не останется, и вся слава перепадет седьмому кавалерийскому. Это он так думает… Что б его черти подрали, а если не так??? Хоть ты попробуй его вразумить!

Мы стояли недалеко от штабного шатра, и я посоветовал Батсу говорить тише, но он лишь рукой махнул: Кастеру было не до его проклятий, он совещался с офицерами.

— А эти новобранцы, — не унимался сержант, — уже поджали хвост и повизгивают, что устали от долгого перехода… Боже, они и стрелять-то не умеют, а у индейцев, по слухам, теперь есть скорострельные карабины. Проклятые торговцы! Да при первом же ответном залпе наши кролики бросятся врассыпную!

Новобранцы составляли примерно треть колонны. Это были ирландцы и немцы, которые приехали из Европы в Америку и, не найдя работы, пошли в армию. Теперь им предстояло погибнуть, так и не научившись говорить по-английски. Кое-кто находил это даже смешным, но только не я.

Итак, наш отряд снялся с места и направился на запад, вдоль русла ручья Дикого Шиповника, берущего свое начало в Волчьих горах. Луны не было, стояла страшная темень, и, когда в начале третьего утра забрезжил первый свет, мы проделали едва ли шесть миль.

Тем не менее через час прямо перед нами оказались Волчьи горы, вернее, не горы, а сильно пересеченная местность, состоящая сплошь из холмов и оврагов. Генерал позволил своим измученным людям снова устроить привал.

Я попытался заснуть, но только зря ворочался. Сон не шел ко мне, как и к большинству солдат в лагере. Кастер, казалось, так и не покидал седла.

Едва солдаты расположились на отдых, к генералу подъехал командир разведчиков лейтенант Варнум.

— Сэр, — доложил он, — индейцы стоят в пятидесяти милях выше по реке. Кроме того, мы обнаружены.

— Нет, — ответил генерал. — Этого не может быть.

— Но сэр…

Кастер резко повернул Вика и погнал его вверх по склону ближайшего холма.

— Сэр! — кричал ему вслед Варнум, — Мы встретили шестерых сиу, но они сбежали от нас, направляясь в свою деревню.

Вскоре генералу пришлось спешиться и подниматься выше на своих двоих. Спешивший за ним Варнум выглядел совершенно растерянно.

— Он мне не верит! — бормотал он себе под нос.

На вершине холма собрались разведчики, Мич Байер и Лавендер. Отсюда ясно просматривалась вся долина Литтл Бигхорн, только над самой землей еще висела легкая утренняя дымка.

Кастер не взял свой полевой бинокль, и разведчик кроу по имени Беглец (так проще, поскольку на самом деле его звали Тот-За-Кем-Бежит-Белый-Человек) протянул ему допотопную подзорную трубу.

— Ищите дымы костров и большой табун лошадей на левом берегу реки, — перевел слова индейца Байер.

Кастер с минуту разглядывал долину.

— Я ничего не вижу, — сказал он наконец.

— Ищите мух, — подсказал через переводчика ри по имени Идущий Впереди. — Отсюда лошади выглядят именно так.

Кастер вернул трубу Беглецу.

— Нет, — сказал он. — Нет там никакой деревни.

Лицо Байера исказилось, и он проговорил, буквально выдавливая из себя слова:

— Генерал, на этом берегу сиу больше, чем мне доводилось видеть за целых тридцать лет. Клянусь вам, это правда.

— Нет, — повторил Кастер и направился к денщику, державшему его коня.

Он уже почти доехал до лагеря, когда навстречу ему выскочил Том Кастер и завопил:

— Армстронг, нас выследили!

В пути один из ящиков с припасами упал на дорогу, и солдаты, посланные назад принести его, вспугнули сиу, пытавшегося взломать крышку своим томагавком. Индеец удрал.

Не знаю, что подумал Кастер после этих слов, но он все-таки поверил в присутствие по соседству врагов, поскольку приказал горнисту трубить офицерский сбор. Его речь была короткой: раз уж не удалось подойти скрытно, надо атаковать без промедления.

Измотанные солдаты вновь сели на своих усталых лошадей, а индейцы хватались за свои талисманы, стремясь отвести беду. Мы снова тронулись в путь.

Был полдень 25 июня 1876 года. Жара не спадала. Моя рубашка прилипла к спине, а в рот и ноздри набилась дорожная пыль. Прерия уже не казалась такой притягательной, как рисовала ее память о моей индейской жизни.

Перейдя водораздел, мы выехали к верховьям маленького ручейка, несшего весной свои воды в Мокрую Траву, а теперь совершенно пересохшего. Здесь-то Кастер и принял решение о разделе полка на двенадцать частей. Позже многие осуждали его за это, но, на мой взгляд, напрасно. Они не принимали в расчет то, как он видел ситуацию.