Андрей Остальский - Иностранец ее Величества

Вот что я наблюдал за последние сутки в расположенном напротив моего дома Рэднор-парке: группу курдов, игравших в футбол; стоявших в кружок французских школьников; арабских мальчишек, пускавших воздушного змея; ну и несколько живописных английских групп. Одна тренировалась, перебрасываясь мячом для игры в регби, там было и несколько девушек, что все-таки удивительно. Больше всего шума, впрочем, производили юноши-пакистанцы, азартно, с упоением игравшие в великую английскую игру крикет, в которой иностранцы из-за пределов англосаксонского мира и Содружества никак не могут разобраться, считая ее чудачеством и занудством…

Я стоял неподалеку, смотрел на них и вдруг поймал себя на том, что впервые в жизни нахожу игру вполне интересной, даже захватывающей. И подумал: ну все, похоже, процесс моего приобщения к английским ценностям достиг своего апогея…

Наверное, поздновато. А жаль: видимо, это страшно важно для проникновения в английскую душу, понимания психического склада нации.

Одна из главных английских присказок-поговорок, которую я уже цитировал в связи с политическим скандалом, звучит так: «This is just not cricket!» To есть: «Это просто не крикет!» Это одно из самых резких английских выражений, и означает оно обвинение в сугубо неджентльменском поведении.

На стенах моего кабинета развешаны старинные фотографии — на них Рэднор-парк, такой, каким он был в начале XX века. Забавно посмотреть на фото и тут же выглянуть в окно — сравнить. Все, конечно, изменилось, но не принципиально. Вот Боулинг-клуб в 1907 году: видно его из моего окна и сегодня. В выходные можно наблюдать, как среднего возраста дяди и тети, все в ослепительно белом, катают шары на свежем воздухе. Кроме того, у них там деревянное клубное здание, а в нем бар. Периодически оттуда по вечерам доносится музыка, сверкают праздничные огни, кажется, танцуют, наверное, флиртуют, — одним словом, общаются. На заборе призывная надпись: «Вступайте в Фолкстонский боулинг-клуб, и вы обретете социальную жизнь!» Вступить, как я понимаю, стоит не дорого, это заведение не для богачей…

На картинке 1907 года клуб занимал несколько большую территорию, сегодня от нее отрезан длинный, узкий, огороженный стальной сеткой участок — для выгуливания собак. За клубом пруд, в котором сегодня, как и сто с лишним лет назад, разводят рыбу. Кусок пруда запечатлен на другой старой фотографии — 1910 года.

На переднем плане на раскладных стульчиках сидят важные матроны в серьезных шляпах, а дальше два джентльмена в костюмах, при галстуках, разумеется, один в кепке, а другой в шляпе, удят рыбу…

Тоже социальное мероприятие, тоже форма общения среднего класса того времени. А в наше время по определенным дням, вернее вечерам, тот же пруд вновь облепляют любители рыбалки. Они одеты попроще, без костюмов и галстуков, но зато какие у них удилища! Какие-то просто космические, многоступенчатые, длиннющие. В детстве, когда я увлекался рыбалкой, столь изощренных приспособлений и представить себе нельзя было. Горят таинственно голубые огни подсветки, и над прудом — полная тишина, только плещутся здоровенные карпы.

Стоит лицензия на ужение рыбы очень недешево. Рядом с прудом — стенд, на котором вывешены всякие объявления, в основном строгие запреты. И прикармливать рыбу нельзя, и сетью ловить не разрешено, и мормышкой пользоваться возбраняется. И много чего другого. И главное, поймав рыбину, следует очень аккуратно вытащить крючок и выпустить ее назад в пруд. За нарушение любого из этих правил предусмотрен серьезный штраф. Ох, непросто в наши дни быть джентльменом-рыболовом! И тем не менее желающих удить, даже на этих жутких условиях — хоть отбавляй.

Смотришь на Рэднор-парк, и возникает удивительное ощущение: с одной стороны, крепкой связи времен, продолжения традиций и стиля, а с другой — не останавливающегося обновления.

Через Фолкстон — или окрестные районы — всегда шли основные волны завоевателей с континента, а потом и иммигрантов. Сначала прокатились древние иберские племена, за которыми последовали кельты, потом пришли римляне, а за ними — германские племена англов, саксов и ютов. Именно юты, по некоторым данным, и обосновались первыми в районе Фолкстона.

Интересно, правда, что на кельтских языках (ирландском, гаэльском (шотландском), валлийском и корнском) Англия до сих пор называется «страной саксов», так что, кто был главным из этих немецких завоевателей, не совсем ясно. Так или иначе, постепенно различия между ними стирались, они превращались в единую народность староанглийского периода. Но тут подоспели викинги, они же варяги. В начале X века пришли датчане, продолжительное время существовало единое англо-датское государство, и две элиты перемешивались между собой.

Ну и потом — главное и последнее завоевание — норманнское. Норманны принесли с собой скандинавские гены, но французский язык. И все это стало переплавляться в едином этнокультурном котле.

Получалась замечательная мешанина. У природы был большой выбор в этом обширном генетическом пуле для опробования самых разных, в том числе весьма причудливых комбинаций. Но главное, социальное развитие шло так, что естественный отбор направлялся в соответствующую сторону. Получившаяся синтетическая нация с синтетическим языком, в котором перемешались языки всех вышеперечисленных племен и народностей, приспособилась не только к странному островному климату, но и к индивидуалистической свободе и вольной, торговой экономике, к «морской» цивилизации.

В английском языке непростая идиоматика. И чтобы овладеть фонетикой, то есть произношением, тоже требуется значительное усилие.

(Замечу в скобках: хуже всего нашим соотечественникам дается интонационный склад английского языка, «музыка фразы». А без этого худо: англичанам будет очень тяжело следить за ходом вашей мысли, как бы ни был богат ваш словарный и идиоматический запас.)

Итак: трудноватая фонетика, но какая невероятно простая и суперрациональная грамматика! Никаких вам спряжений-склонений, падежей всего два, даже деления на мужской и женский род нет у существительных, а соответственно, и гендерных концовок у глаголов. Английскую систему глагольных времен кое-кто находит сложноватой, но, ей-богу, это сущая ерунда по сравнению с арабским или даже французским или португальским языками. Я уж не говорю о китайском, японском, венгерском. Да и русский язык только нам, впитавшим его в детстве с молоком матери, не кажется сложным. Остальной мир просто стонет.

Знаменитый пример, известный мне еще со времен Елены Александровны. Берете два каких-нибудь элементарных слова-«кирпича»: например, flower (цветок) и garden (сад). И можно строить всевозможные смысловые здания. A flower garden — «цветочный сад». Меняем кирпичики местами: a garden flower — это уже «садовый цветок». А как получить из тех же кирпичей глагольную форму, действие? Да опять же минимальными изменениями. То garden a flower значит «выращивать цветок». Дальше снова лишь меняем те же слова местами и получаем: to flower a garden — «засаживать цветами сад». И так далее и тому подобное.