Сергей Кулик - Черный феникс. Африканское сафари

Легче стало разбираться в лабиринтах эфиопской истории после того, как при дворе была учреждена должность цыхафе тыызаза — официального летописца. Несколько высокообразованных амхара, назначенных на эту должность, постоянно находились при дворе императора, другие по его распоряжению обосновались в Лалибэле, где по горячим следам подготавливали жизнеописания правителей Загуйе, память о которых еще жила в народе. Так впервые в Тропической Африке было положено начало национальной историографии.

В XIV веке было создано «Сказание о походе ныгусэ Амдэ-Цыйона», в котором описываются исторические события эпохи «собирания эфиопских земель». Хотя в композиции и стиле этого произведения еще многое напоминает народные сказания, это уже произведение исторической литературы.

Появились первые переводы или эфиопские версии изданных в Европе книг, в том числе известного христианского романа «История Александра Великого». Эфиопской «латынью» все еще оставался язык геэз. Написанные им книги свозились в монастыри, где пользоваться ими мог каждый владевший грамотой. Это были предтечи первых публичных библиотек в тропической части континента. Первая из них возникла в Лалибэле под сводами Бетэ Ливанос.

Однако не только меценатом и покровителем «золотого периода» эфиопского средневековья вошел в историю Зэра-Яыкоб. За 34 года правления он проявил себя в первую очередь как великий реформатор. Император был первым правителем, который руководствовался интересами Эфиопии и не оглядывался на свои аксумские корни и шоанское родство. Он впервые в средневековой Африке создал централизованную государственную систему правления, вновь «прорубил окно» в восточный мир через Красноморское побережье и начал подумывать о том, чтобы создать антимусульманскую коалицию Эфиопии с Европой, получить оттуда огнестрельное оружие и специалистов.

Записи, оставленные цыхафе тыызаза, позволяют нам познакомиться с интересным механизмом управления, созданным Зэра-Яыкобом для того, чтобы искоренять местничество, бороться с неповиновением феодалов, предотвращать появление новых «царьков» из числа назначенных в провинции сановников. Механизм этот назывался «шум-шир», что переводится «назначен — разжалован». Систематически и настойчиво Зэра-Яыкоб проводил перераспределение должностей, лишая власти и своего расположения интриганов, казнокрадов, лихоимцев или вероотступников, готовых переметнуться на сторону мусульманского врага, со всех сторон подступавшего к границам империи. Иногда устраивался большой «шум-шир». За измену государству и вере, за переход в язычество император жестоко карал даже своих ближайших родных, включая принцев крови.

Однако при всем этом трудно не согласиться с мнением польских эфиопистов А. Бартницкого и И. Мантель-Нечко, которые пишут, что этот крупный правитель, сумевший диктовать свою волю всей стране и державший всех в железных оковах страха, искоренявший все древние местные верования, сам был одержим паническим страхом перед земными и магическими силами, которым он объявил войну. Стоит ли удивляться этому? На мой взгляд — нет. Даже в наше время я знаю многих африканцев, которые на «мерседесе» приезжают в церковь к воскресной заутрене, целуют крест, а затем отправляются к ведуну с просьбой помочь одержать победу на предстоящих парламентских выборах. Что же ожидать от жившего в XV веке Зэра-Яыкоба?! Христианизация Средней Эфиопии лишь начиналась, причем процесс этот, в отличие от Аксума, совсем не был предопределен объективным ходом развития общества амхара.

Можно даже допустить, что за те десять веков, что отделяли Зэра-Яыкоба от Эзаны, языческие боги подросли и обросли целым сонмом реальных оккультных деятелей, а следовательно, стали на плато Шоа куда сильнее тех, которым некогда поклонялись аксумиты с плато Тигре. Боги эти были рядом, перед ними трепетали многие подданные императора, их призывали себе в покровители те, кто плел заговоры против короны и сильной власти. Этих богов можно было бояться.

Чтобы запугать и отогнать их, император приказал воздвигнуть над своей резиденцией в Дэбрэ-Бырхане (что километрах в полутораста к северу от нынешней Аддис-Абебы) огромный, видный за километры золотой крест. Днем он блестел на солнце и, как подсказывали советники, определенно отпугивал злую силу. Но ночью?.. Спасет ли этот крест от могущественных божеств Десак и Дино, которым поклоняются даже его дети? От многочисленных духов лесов и гор, в существование которых верят почти все его подданные? От черного колдовства вождей-жрецов, ведунов, прорицателей и предсказателей, недовольных усилением монахов? От сглаза, наговоров, заговоров?.. Червь сомнения все время глодал Зэра-Яыкоба, который, понимая всю пользу для государства сильной и единой, поддерживающей его власть религии, не мог разделаться с местными божествами.

Во всяком случае, так вырисовываются состояние души и мыслей великого реформатора Эфиопии, когда читаешь описания нравов и обычаев, бытовавших за частоколом императорской резиденции в Дэбрэ-Бырхане. Они удивительно напоминают те, что были описаны А. Булатовичем в Каффе, но уже в конце XIX века…

Белый цвет считался у средневековых амхара присущим цивилизации, христианству, аристократии. Поэтому высокий частокол вокруг увенчанного крестом дворца император приказал сделать таким, чтобы он издали сверкал белизной. Придворные и слуги, находившиеся за частоколом, обязаны были облачаться лишь в белоснежные одеяния.

Тем, кто наиболее близко и часто общался с Зэра-Яыкобом, строжайше возбранялось стричь волосы. Как и многие в сегодняшней Африке, император верил: отрезанные лохмы и космы, попадая в руки колдунов, дают им возможность оказывать влияние на судьбу и разум того, с чьей головы они упали. Днем и ночью, пишут упомянутые польские ученые, дабы отогнать злых духов, по дворцу, его дворам и парку кружили монахи, окропляя все вокруг святой водой.

Эту воду черпали из выкопанного по приказу Зэра-Яыкоба глубокого и широкого рва вокруг дворца, который служил еще одной линией обороны от «нечисти». Вода в него попадала по бамбуковым трубам с окрестных гор, где били горячие целебные источники, объявленные церковниками священными. Источники постоянно охранялись монахами, которые от сумерек до рассвета и от рассвета до сумерек били в барабаны и распевали псалмы, отгоняя злых духов. Нередко до обитателей Дэбрэ-Бырхана доносились и звуки гимна «Бог царствует», сочиненного самим императором.

Внутри дворцового комплекса, вокруг опочивальни Зэра-Яыкоба и его личной церкви Троицы со временем возник еще один белый частокол из тонких стволов священных олив. Скрываясь за ним, «Бог царствующий» направлялся на обедню. Никто не должен был видеть в это время царя, ибо его душа и мысли, «открывшиеся Богу», считались тогда особенно уязвимыми для влияния извне. «Языческие духи могут сидеть и на деревьях», — подсказал кто-то из придворных. Тогда опочивальня была соединена с церковью крытой галереей.