Тим Северин - Острова пряностей

Спиритизм считался неприличной для ученого забавой, но френология — учение, согласно которому форма черепа человека определяет его умственные способности, — еще как-то допускалась. Уоллес позволял себе обе «слабости». Экспериментируя с гипнозом, он обнаружил, что может добиться определенных реакций от человека, находящегося в трансе, прикасаясь к различным участкам головы. Работая землемером в Уэльсе, он ходил к специалисту-френологу для «считывания» формы своего черепа. Результаты показались ему поразительно верными, и он получил подтверждение своей веры в то, что существуют определенные психические феномены, не объяснимые современной наукой. В конце концов это привело его к отходу от дарвиновского принципа теории эволюции. Уоллес пришел к выводу, что эволюция путем естественного отбора объясняет большую часть современного состояния живого мира, но в отношении рода человеческого остается некая загадка — духовная область, лежащая за пределами возможностей объяснения научными методами.

От френологии оставался всего шаг до уже вполне уважаемой отрасли знания — краниоскопии, учения о формах черепа человека. Когда Уоллес отправлялся в Индонезию, уважаемые ученые мужи — антропологи измеряли длину, ширину и форму сотен человеческих черепов. Их целью было создание большой базы данных, на основе которой можно было бы составить классификацию людей по форме черепа. Поэтому в Индонезии Уоллес, стараясь внести свой вклад в эти исследования, измерял размеры черепов туземцев — уроженцев различных островов — и старался определить, означают ли что-нибудь различия в форме черепа. Собранные им данные, однако, не дали никакого определенного результата, и когда он вернулся в Лондон, обнаружилось, что его работа была напрасной. Краниоскопия как наука отжила свой век и была за ненадобностью отправлена на свалку истории.

Некоторые записи Уоллеса постигла такая же участь: они закончили свой путь в корзине для бумаг. Во время своих странствий он составил базовые словарики местных языков — не менее 57 штук, — большая часть которых, как он считал, была ранее неизвестна. Целью этой работы также была помощь антропологам; они справедливо полагали, что изучение языка помогает понять, как образовалась та или иная этническая группа. Уоллес составлял в своих полевых тетрадках списки слов местных диалектов и по возвращении в Англию одолжил записи Джону Кроуфорду, автору грамматики и словаря малайского языка.

К сожалению, Кроуфорд в это время как раз переезжал в новый дом, и рукописи с материалом по 25 словарям были утрачены. Человек небольшого ума был бы сильно обижен, но Уоллес сохранил философское отношение: «Будучи, по сути, старыми и затрепанными тетрадками, они, вероятно, нашли свой конец в какой-нибудь мусорной яме вместе с другими ненужными бумажками». Не утратив присутствия духа, он опубликовал краткие словарики на основе того, что осталось.

Через год после публикации «Малайского архипелага» Уоллес оказался втянутым в скандальное и опасное дело. Мистер Джон Хэмпден, убежденный в том, что Земля на самом деле плоская, вызывал на спор всех, кто мог бы убедить его в обратном. В частности, он предлагал 500 фунтов стерлингов любому ученому, который смог бы доказать ему, что поверхность воды может быть искривленной. Уоллес, вспомнив свой опыт работы землемером, построил, как ему казалось, простое и убедительное доказательство кривизны земной поверхности.

На кирпичном парапете моста Олд-Бедфорд над Бедфордским каналом он натянул кусок белой хлопчатобумажной ткани с проведенной поперек толстой черной линией. Эта черная линия находилась от воды на расстоянии в точности 13 футов 3 дюйма. Пройдя вдоль канала шесть миль, до расположенного там металлического моста Уэлни, он установил на нем большой телескоп в точности на такой же высоте. На полпути между двумя мостами он поставил длинную вертикальную палку с двумя красными дисками на ней. Верхний диск находился точно на высоте 13 футов и 3 дюйма над водой, а нижний диск — на четыре фута ниже. Если бы поверхность воды была в действительности плоской, глядя в телескоп, можно было бы увидеть верхний диск и черную отметку на белой ткани на дальнем мосту в точности на одной линии. Уоллес вычислил, что из-за кривизны земной поверхности и с учетом рефракции именно нижний диск должен оказаться на одной линии с отметкой.

Когда два наблюдателя — один от лица Хэмпдена, а другой — выбранный Уоллесом — посмотрели в телескоп, они убедились, что все выглядело именно так, как предсказал Уоллес: верхний диск оказался существенно выше, чем отметка на ткани на кирпичном мосту. Но, к изумлению Уоллеса, наблюдатель Хэмпдена заявил, что это как раз доказывает абсолютную плоскость водной поверхности. А сам Джон Хэмпден отказался даже взглянуть в телескоп — он сказал, что для него достаточно слов ассистента.

Уоллес предложил пригласить третейского судью, и Хэмпден согласился на кандидатуру мистера Уэлша, редактора журнала «Филд». Уэлш быстро решил дело в пользу Уоллеса, но Хэмпден, одержимый злобой на Уэлша и в особенности на Уоллеса и его «бездарную глобулярную теорию», стал рассылать письма друзьям и знакомым Уоллеса, понося его как мошенника и обманщика. Такие же обвинения он разослал в ученые общества, членом которых являлся Уоллес, а также поставщикам различных продуктов и товаров, снабжавшим Уоллеса. Злобное письмо он отправил даже жене Уоллеса Анни. Эти нападки продолжались в течение шестнадцати лет; он даже умудрился вернуть свои деньги на том сомнительном основании, что, когда он впервые потребовал их назад, средства находились у Уэлша — лица заинтересованного, поэтому пари якобы вообще не состоялось. Напрасно пытался Уоллес призвать своего обидчика к порядку, апеллируя к суду и пытаясь наложить на него штраф. Его мучитель объявил себя банкротом (что не соответствовало реальному положению дел), провел несколько недель за решеткой и затем возобновил нападки.

Уже в 1885 году Хэмпден пришел на выставку Королевского географического общества, чтобы раздать памфлеты, в которых говорилось, что по Библии Земля плоская, а все, кто не согласен, — поганые язычники.

Даже этот случай не поколебал веры Уоллеса в человека. Он сказал, что сожалеет о том, что не впустил Хэмпдена, когда «плоскоземельный» безумец неожиданно появился перед его парадной дверью. Лучше было бы, по мнению Уоллеса, пригласить его к себе.

Затянувшийся скандал с Хэмпденом обошелся Уоллесу дорого — как в финансовом отношении, так и в плане излишней нервотрепки. Он истратил сотни фунтов стерлингов на судебные издержки как раз в то время, когда его сбережения в значительной степени истощились из-за злосчастной привычки переезжать в новый дом каждые два или три года. Возможно, эту тягу к скитаниям он унаследовал от своего отца, а путешествия по Индонезии, где он совершил за восемь лет более восьмидесяти переездов с одного места на другое, только усугубили природную склонность. По той или иной причине Уоллесу трудно было оставаться на одном месте. Он строил и перестраивал один дом за другим и всегда мог убедительно объяснить необходимость переделок. Первый дом был расположен неподалеку от нового Музея искусств и естественной истории в Бетнал-Грин, финансировавшегося из государственного бюджета. Уоллес подал заявление на должность директора музея и надеялся получить это место. Он написал статью, высказывая очень прогрессивные взгляды на то, как следует вести дела в музее, чтобы его работа была максимально полезна обществу и науке, и как организовать экспозицию наиболее простым и удобным для посетителей образом. Он также предлагал установить в музее кресла, как в театре, чтобы посетителям было удобнее созерцать экспонаты. Правительство не одобрило предложенные нововведения и отложило письмо Уоллеса до лучших времен.