Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

— А деньги у вас есть? — спросил толстый.

— И документы? — добавил маленький.

Гай помолчал. Главное, здесь не за что было ухватиться — ни дерева, ни камня.

— Вы — идиоты, — сказал он вяло. — Я умираю. А вы — идиоты.

Он отковылял подальше и лег на траву за пригорком. Потом вынул пустой пистолет. Крикнул с отчаянием.

— У меня немецкий парабеллум, нате, смотрите хорошенько! Он прошибет одной пулей вас обоих, этот идиотский заборчик и две стены! — Очень хотелось отдохнуть, хотелось покоя. — Я вас убью, дураки, слышите? Дайте сюда одежду и консервы! Подавайте сейчас же! Я буду жаловаться на вас в Леопольдвиле лично полковнику Спааку и добьюсь, чтобы вас вытурили с работы! Несите еду и одежду!

Головы скрылись, и за заборчиком опять началось совещание. «Пусть все это выглядит смешным и жалким, но ведь пять минут тому назад они меня едва не убили, — думал Гай. — Я безоружен. Их двое. Ночью я усну, и они пристрелят меня. Как жаль, что я отослал Ламбо! Ах, как жаль! Один до 202-го я не дойду. Идти в деревню опасно: убьют жители. У меня нет другого выхода — договориться с этими двумя, сообщить им о письме и стать с ними в один ряд против местного населения. Отвратительно, позорно, гадко… Но неизбежно».

Голова болела, и мысли текли медленно.

«С другой стороны, эти два торгаша по-своему совершенно правы. Моя внешность не располагает к гостеприимству. Что это за белый дикарь, выскочивший без штанов из дремучего леса? Ни документов, ни денег… Недалеко граница… Власти, конечно, предупредили работников факторий о возможности появления здесь всякого рода авантюристов. Так чему же удивляться? Они защищают себя, как умеют! Они тысячу раз правы».

Гай лежал на мягкой траве и с удовольствием отдыхал, хотя сильно болела голова. Это была реакция: упадок сил после недель постоянного нервного напряжения. Говорят, что на войне иногда тяжелораненые бегут до лазарета, чтобы упасть мертвыми у его порога. Гай добрался до своего порога и теперь отдыхал. Потом грянул ливень. Гай равнодушно закрыл глаза и ждал. Было приятно совершенно неподвижно растянуться под прохладным душем — он был похож на тысячу маленьких ручек, любовно растирающих измученное тело. Опять фиолетовые шары летали где-то рядом, но ему было лень поднять веки. Его охватило равнодушие.

«Куда девались убийцы солдата? Наверное, в деревне будоражат народ и поднимают бунт… Ну и пусть… К ночи разъяренная толпа может нагрянуть и сюда… Черт с ними… Отстреляемся или откупимся… Через двое суток подойдут те двое с 202-го, и впятером мы удерем. Да, нужно договориться. И поскорее».

— Слушайте, вы! Давайте заключим мир! — Он встал и вынул из сапога письмо. — Вот смотрите: я принес чрезвычайное сообщение! 203-й сожжен, оба служащих убиты! Кругом началось восстание!

Из-за заборчика мгновенно показались головы. Гай кричал и помахивал в воздухе бумажкой, читал ее и рассказывал об убитом солдате, а лица обоих слушателей вытягивались все больше и больше. Наконец оба бросились к лесенке, распахнули двери калитки и в один голос крикнули:

— Добро пожаловать!

Это были ливанцы, которых бедность загнала в Итурийские леса. Оба выглядели жалкими и несчастными. Худой и маленький назывался Шарлем Маликом: он носил бородку, поражал опрятностью и запахом одеколона. Толстого звали Пьером Шамси; это был грузный мужчина с заплывшими глазками и низким лбом, апатичный и молчаливый.

Малик побежал доставать одежду и туалетные принадлежности. Шамси занялся приготовлением обеда. Гай хорошо помылся, побрился, оделся и через час сидел за столом.

Фигурально выражаясь, он въехал за стол на плечах восстания. Поэтому было естественно начать беседу с обсуждения создавшегося положения, чреватого для всех весьма неприятными неожиданностями.

— Итак, сегодня же мы можем оказаться в положении осажденных, — начал Гай, беря в руку ложку.

К его удивлению, ливанцев это не заинтересовало.

— За ваше здоровье, мсье ван Эгмонд! За благополучный переход! — Малик поднял стакан разведенного спирта. — Какая погода была в Уганде? Там, кажется, засушливый климат?

— Я никогда там не был. Моя экспедиция отправилась из Леопольдвиля, я уже рассказывал. Но я хочу подчеркнуть, что…

— Ах, в самом деле! Да, кажется, вы говорили. Извините! А я считал вас англичанином.

— Я ведь сообщил, что я голландец. Но…

— Голландия — прекрасная страна. Замечательная!

— Вы бывали там, мсье Малик?

— Нет. Но я много слышал о вашем почтенном соотечественнике.

— О ком именно?

— О сэре Генри Детердинге, мсье. Он — украшение своей страны и всего человечества. Вы, конечно, работаете в его тресте? Всемирная организация! «Ройял-Шелл» — это первые два слова, которые я выучил по-английски. Их каждый знает и в Ливане, и в Конго!

— Я — репортер, мсье Малик! Откуда у вас мясо? Вы любите охоту? — Ненавижу ее, мсье. Мясо нам доставляют черномазые из деревни. За горсть соли. Так вы репортер? Как прекрасно! Но ведь здесь еще нет ничего интересного: добыча нефти в лесу еще не начата. Стоило ли так спешить через лес прямиком?

Гай начал рассказывать. Он — репортер, фотограф. Знаете, что такое пейзаж? Прекрасно! Он углубился в дебри гилей потому, что здесь до сих пор никто из фотографов не бывал, а снимки ценятся очень дорого. Тысячу франков? Берите выше!

Десятки тысяч? Нет, сотни! Они окупят и снаряжение экспедиции, и риск. О, да! Солидный куш обеспечил бы его, ван Эгмонда, на всю жизнь! — А почему вы нацелились именно на факторию № 201? И неожиданно Гай вспомнил Бубу.

Ужасы пережитого начисто вымели из его головы рассказы полковника Спаака о короле пигмеев.

Ливанцы выслушали его вопросы о Бубу без интереса.

— Так как же обстоит дело с Бубу? Выдуман он полковником Спааком или действительно существует?

— Господин полковник не может ничего выдумывать, — обиделся за начальника Малик. — Бубу — вождь здешнего племени пигмеев.

— И вы его видели? Ливанцы переглянулись.

— Полковник распорядился начать с ним переговоры и выкурить этот вонючий сброд из леса. Мы успешно выполняем это распоряжение. Губернатор в одной из своих речей назвал наши фактории передовыми отрядами цивилизации. Тяжелая наша служба, мсье! Здесь каждый человек стоит целой фактории, и перед вами сидят не торговые служащие, а носители культуры. Да, мсье, на подобных нам скромных людях и зиждется здание бельгийской цивилизации в Конго. Каких только жертв не приходится нести! Вот и это брожение среди негров: для вас оно новость, для нас — постоянное условие нашего существования. Вечный страх в награду за вечную нужду. Вы здесь на время, а нам здесь жить!