Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан

мощное бревно гнилой древесины – это гнилая внутренность ствола…

С большим трудом, я забрался на дерево и добрался до заветной цели! За несколько часов работы своим тесаком, я создал отличное дупло. Отличное! Игрушка! Мечта любого рыбного филина! Сидя на корточках в камере дупла, я подрубал выступающие на его днище, тяжи живой древесины… Вот каких размеров оказалось дупло! Оно идеально всем – своими размерами, расположением входа, высотой над уровнем почвы, прекрасной присадой, в виде мощной ели, растущей в двадцати – тридцати метрах, прямо напротив дупла… И даже тем, что низовья Тятиной до сих пор не освоены рыбными филинами! Я сижу в дупле и смотрю вниз… мне здесь так хорошо и покойно! Я готов остаться здесь жить сам…

Который уже раз за эту весну, я шагаю по своему, обычному маршруту, вверх по пойме Тятиной. Сегодня – солнечный, прямо-таки, летний день. Обследовав устьевой отрезок речной поймы, я вынимаю свой дневничок: «Так! Адонис амурский – отцветает. Обилие – незначительно, лишь две местинки цветков. Хохлатка сомнительная – в разгаре цветения. Распространена по пойме повсеместно! Гусиный лук жёлтый… Белокопытник японский…». Через каждые четыреста метров речной поймы, я открываю свой полевой дневничок и записываю сезонное развитие раннецветущих растений…

Километрах в четырёх от устья речки, её пойма расширяется. Здесь, моему глазу открываются обширные поляны! К середине лета, здесь всё будет затоплено трёхметровым, зелёным морем высокотравья, а пока – под моими ногами лишь проклёвываются из почвы сочные ростки лопухов. Сейчас эти, жёлто-голубые от множества цветков адониса и хохлатки, поляны – так радуют глаз!

Неожиданно, я отыскиваю, под своими ногами, адонис, разветвляющийся на два равноценных побега! Каждая веточка завершается нормальным, ярко-жёлтым цветком…

– Хм! Странно! – останавливаюсь я, в раздумье, – Определитель однозначно указывает! «Адонис амурский» – растение с неветвящимся стеблем, имеющее один цветок! На Кунашире, есть ещё один вид адониса. И он, как раз, ветвится. Он так и называется – «адонис ветвистый». Но! Ботаники находили адонис ветвистый только в одном месте – на юге острова, в местечке Алёхино!

Я начинаю внимательно присматриваться к адонисам, под своими ногами… И вот! Я вижу трижды ветвящийся адонис, с тремя цветками!

– Не может быть! – изумляюсь я, – А, вот ещё, с тремя!

А, вскоре я, распластавшись по земле, с изумлением рассматриваю адонис, с четырьмя цветками…

– Вот, это да-ааа! С четырьмя! Кто, теперь, мне скажет, что это – не адонис ветвистый?! Я нашёл адонис ветвистый на Тятинке! Это сенсация! Ура!

Я выкапываю это чудо природы и осторожно расправляя лепестки и листья растения, закладываю адонис в свою гербарную папку. Ботанический рюкзачок, ведь, всегда при мне. Этот образец мне необходим – как доказательство того, что я не фантазирую…

Но и это, оказывается, не предел! Под завершение, за все мои упорные ползания по полянам, судьба награждает меня роскошным адонисом с пятью цветками!

– С пятью! – визжу я, как недорезанный, – Пять! Пять цветков! И, после этого, я ещё буду сомневаться в том, что это – адонис ветвистый?!

А, день – уже близится к вечеру! Солнце клонится к тёмной, зубчатой гряде хвойного леса, ограничивающего речную пойму с запада. Собрав свой ботанический рюкзачок, я вытираю о траву свои, измазанные бурой почвой, руки. Подхватив прислонённое к ближайшему пню, своё ружьё, я шагаю дальше, вверх по речке – у меня ещё не завершён фенологический маршрут.

– Урррааа!!! – пищу я, от счастья, – У меня, сегодня – настоящее открытие! Уррааа!

У меня, сегодня – прекрасное настроение!

Саратовский кордон. Рабочие дни – летят, один за другим… Вечером, Дыхан согласовывает со мной планы на завтра: «Саня! Давай, завтра прогуляемся до Рубежного? Мне нужно, по побережью, учёты птиц провести».

– Конечно! – я всегда лёгок на подъём.

Я прикидываю, в уме: «До Тятинки – пять километров, от неё до Рубежного – три часа быстрого хода! Это, как минимум, пятнадцать километров… Значит, двадцать километров в одну сторону!.. Круто! Успеть бы, вернуться до вечера».

Саратовский кордон. Утро. Сегодня, мы с Дыханом, уходим в дальний маршрут…

С последнего мыса перед устьем Тятиной, мы слышим знакомое: «Кук-ку! Кук-ку!».

– О! Кукушка! – радуюсь я.

– Угу! – спокойно улыбается Михаил.

– Первый, в этом году, крик кукушки! Важная дата в Календарь природы заповедника!

– Сегодня – двадцать восьмое мая, – отзывается Михаил, – По моему опыту, это – самая постоянная фенодата Календаря! Всегда, кукушка первый раз кричит – именно двадцать восьмого числа!

– Что? – уточняю я, – Каждый год? Всегда-всегда?

– Да! – категорично кивает головой, Дыхан, – Всегда!

Вот и устье Тятиной! Мы наводим свои бинокли на обрыв, что нависает над правым берегом, на втором перекате от устья. Здесь, речка подмывает высокую морскую террасу. Обрыв – метров десять, высоты…

– О! Смотри! – шепчет мне, Дыхан, – Обыкновенный зимородок! На камне, под обрывом!

И я опускаю поле своего бинокля под обрыв. На серой, отполированной водным потоком скале, в метре выше воды, сидит японский фонарик! У птички – раздутая как шарик, лимонно-оранжевая грудка! И синие переливы крыльев.

– Цыг!.. Цыг!.. Цыг!

Птичка срывается с камня и низко, едва не касаясь бурунов переката, летит прямолинейным, быстрым полётом, вверх по речке.

– Пошли! Подойдём ближе! – предлагает Михаил, – Глянем, что он, тут, делает!

Мы заворачиваем по галечному берегу вверх, переходим на другой берег речки. Теперь, обрыв – по другую сторону речки, прямо напротив нас…

– О! Нора! – радуется Дыхан.

Я, тоже, вижу, что в нижней части обрыва чернеет отверстие норы зимородка. Дыхан достаёт рулетку и перебирается под обрыв.

– Саня! Запиши! – просит он меня, – Так, входное… шесть на девять! Высота от уреза воды… семьдесят три сантиметра!

– Ага! Записал!

– Всё! Уходим! – командует Дыхан, и мы торопливо покидаем берег Тятиной…

Дыхан остался в очередной минибухточке побережья, чуть-чуть не доходя до Рубежного. А я решил сходить чуть дальше. Через полчаса, я возвращаюсь. Положив своё ружьё на колени, Михаил сидит на песочке морского пляжа и смотрит в море.

– Гагару шлёпнул, в музей природы чучело сделаю, – коротко кивает он в море, – Нужно подождать, когда её к берегу прибьёт.

Я молча пристраиваюсь рядом, на крупный песок узкого пляжа. Комок чёрных перьев качается на поверхности океана, метрах в пятидесяти от нас…

Одиночная гагара заходит на нас со стороны моря! Она летит низко, на бреющем. И плюхается на воду рядом с убитой птицей.

– Хм! Как баклан! – хмыкаю я.

– Нет! – отрицательно качает головой, Дыхан, – Присмотрись! У сидящего на воде баклана хвост вверх задран, пистолетом. А у гагары – спина плавно опускается к воде. И всё. Никакого хвоста у неё не видно.

– Ага. Точно, – киваю я, прищурившись.

Мы сидим на крупном вулканическом песке, ждём и молчим…

– Сколько я, в школьные годы, стрелял морскую птицу на Шикотане, – кивает Дыхан в сторону океана, –