Сесил Форестер - Коммодор

Льюис внимательно смотрел на него.

— Не желаете ли узнать состав вашей эскадры? — наконец спросил он.

— О, да, конечно, — ответил Хорнблауэр, хотя на самом деле не предавал этому особого значения. Сам факт, что ему доверено командование значительно важнее того, чем именно он будет командовать.

— Вы получите «Несравненного», семидесятичетырехпушечный линейный корабль, — сказал Люис. — Это даст вам достаточную силу, если понадобится ее применить. Для всего остального у вас будет вся мелочь, которую мы смогли для вас наскрести — шлюпы «Лотос» и «Ворон», два бомбардирских судна — «Мотылек» и «Гарви» и тендер «Клэм». Пока это все, но, может быть, к моменту вашего отплытия мы подготовим еще что-нибудь. Хотелось бы, чтобы вы, при необходимости, были готовы к операциям на берегу. Случаев для этого, думаю, будет предостаточно.

— Думаю, что да, сэр, — согласился Хорнблауэр.

— Не знаю, придется ли вам сражаться вместе с русскими или против них, — продолжал Льюис. — То же самое могу сказать насчет шведов. Бог знает, какая каша там сейчас заваривается. Но Его Высоконосие расскажет вам все об этом подробнее.

Очевидно, в глазах Хорнблауэра отразилось удивление, ибо адмирал счел возможным пояснить:

— Ваш глубокоуважаемый шурин, достопочтенный маркиз Уэлсли, рыцарь Ордена Бани, Государственный секретарь Его Величества по Иностранным делам. Для краткости мы зовем его «Ваше Высоконосие». Мы пройдем к нему через пару минут. Но осталось решить еще один важный вопрос: кого бы вы хотели капитаном на «Несравненный»?

Хорнблауэр снова сглотнул. Это действительно было доверие — причем действительно очень высокого уровня. Ему уже приходилось производить волонтеров и старшин в мичманы и назначать помощников корабельного врача; однажды пастор весьма сомнительной репутации настойчиво добивался у него должности корабельного капеллана, но рекомендовать к назначению командира семидесятичетырехпушечного линейного корабля — это было несравненно более значимой привилегией, нежели все остальные. Сто двадцать капитанов, стажем моложе Хорнблауэра, заслуженных моряков, от рассказов о подвигах которых захватывало дух у моряков во всех четырех океанах, заслужили капитанские эполеты своей кровью, смелостью и бесстрашием. По крайне мере, половина из них, если не больше, отдали бы полжизни за право командовать семидесятичетырехпушечным линейным кораблем. Хорнблауэр вспомнил собственную радость и воодушевление — это было всего лишь два года назад — при вести, что он назначен командовать «Сатерлендом». Капитаны на половинном жаловании, капитаны на береговых должностях — все они готовы землю грызть, лишь бы получить корабль, тем более — линейный. И в его, Хорнблауэра, власти изменить карьеру, а может быть и всю жизнь, любого из этих капитанов. Но он уже принял свое решение. Возможно, есть более блестящие капитаны и даже — более умные, но он хочет только одного.

— Я хотел бы, чтобы это был Буш, — сказал Хорнблауэр, — если это возможно.

— Вы его получите, — кивнул Льюис, — я предполагал, что вы попросите именно его. Надеюсь, деревянная нога ему в этом не помешает.

— Я тоже так думаю — согласился Хорнблауэр. Перспектива выйти в море с другим капитаном представлялась ему более чем удручающей.

— Тогда будем считать вопрос решенным, — подытожил Льюис, бросая взгляд на часы, висящие на стене, — а теперь, если не возражаете, давайте пройдемся, повидаем Его Высоконосие.

Глава 3

Хорнблауэр сидел в гостинице «Золотой Крест», в гостиной, которая была предоставлена в его полное распоряжение. В камине горел огонь, а на столе, за которым он сидел, горело не меньше четырех восковых свечей. Вся эта роскошь — гостиная, отведенная для него одного, жаркое пламя камина, восковые свечи — доставляла Хорнблауэру неизъяснимое наслаждение. Он так долго был беден, ему столько пришлось ограничивать себя во всем и постоянно экономить, что возможность тратить деньги без оглядки приносила ему странное, двусмысленное удовольствие — радость, смешанную с чувством вины. В счете, который ему подадут завтра, за свет будет причитаться, по крайней мере, полкроны, а если он захочет утром принять ванну, это обойдется всего в два пенса. За камин также придется платить дополнительно — наверное, шиллинг. Кто бы сомневался — хозяин гостиницы своего не упустит и назначит максимальную цену, какую, по его мнению, смог бы заплатить постоялец — кавалер досточтимого ордена Бани, прибывший со слугой в пароконном экипаже. Завтрашний счет, пожалуй, будет ближе к двум гинеям, чем к одной. Хорнблауэр дотронулся до кошелька, лежащего в нагрудном кармане, чтобы убедиться, что толстая пачка однофунтовых банкнот по-прежнему на месте. Он вполне может позволить себе тратить по две гинеи в день.

Убедившись в этом, Хорнблауэр вновь склонился над записками, которые он сделал сегодня днем, беседуя с государственным секретарем иностранных дел. Они были беспорядочны, но кратко отражали мысли, высказанные маркизом Уэлсли — «Его Высоконосием». Было очевидно, что даже Кабинет Министров не знал наверняка, собираются ли русские сражаться с Бонапартом или нет. Несмотря на всю антипатию, которую царь чувствовал по отношению к французам — а, судя по всему, она была велика — он вряд ли начнет войну сам, разве что будет вынужден сражаться, если Бонапарт атакует его. Конечно, царь предпочтет пойти на уступки — по крайней мере теперь, когда он пытается увеличить и реорганизовать свою армию.

— Трудно представить, что Бони затеет ссору, — рассуждал Уэлсли, — если он может получить практически все, что захочет без драки.

Но если дело все же дойдет до войны, нужно чтобы Англия располагала на Балтике ударными силами.

— Если Бони выгонит Александра из России, я хотел бы, чтобы вы его приняли на борт, — сказал Уэлсли, — мы всегда найдем ему применение.

Короли и императоры в изгнании могут пригодиться — хотя бы в качестве фигур, вокруг которых можно собрать все силы сопротивления режиму, устанавливаемому Бонапартом в захваченных им странах. Под спасительным крылом Англии сейчас обретаются бывшие владыки Сицилии и Сардинии, Нидерландов, Португалии и Гессена, и уже одно это помогает сохранить надежду в сердцах их подданных, стонущих под железной пятой тирана.

— Итак, многое зависит от Швеции, — такова была следующая мысль Уэлсли. — Никто не может угадать, что собирается делать Бернадот. К тому же, завоевание русскими Финляндии до сих пор сильно раздражает шведов. Мы стараемся убедить их, что из двух зол Бонапарт для них гораздо опаснее. Он находится в самом сердце Балтики, в то время как Россия — в ее медвежьем углу. Но шведам не очень-то легко выбирать между Россией и Бонапартом.