Антон Кротов - 200 дней на юг (2001)

Ознакомительный фрагмент

26 августа, суббота. Цивильный поезд. Хитрый ночлег в Асуане

Встал в шесть утра, опасаясь проспать. Над Каиром — великий утренний туман, тепло и сыро, как в общественной бане. Красное утреннее солнце, напоминающее луну, выползая из-за горизонта, медленно протискивалось сквозь туман. Сегодня у меня — месяц со дня старта.

Я попрощался с теми, кто уже успел проснуться, и побежал на метро. В Культурном центре осталось восемь автостопщиков. Марутенков, Степанов и Мамонов, не получив суданских виз, готовятся лететь из Каира прямо в Эфиопию. Другие трое (Лекай, Сенов и Лапшин), имеющие визу Судана, поедут туда неделей позже нас. Супруги Фатеевы будут продолжать попытки достичь Туниса — водным или воздушным путём. Интересно, как сложится их судьба?

Вскоре я был уже на вокзале. Подогнали поезд, и я поспешил в свой вагон вместе с прочими, египетскими пассажирами.

В прошлом африканском путешествии, продираясь автостопом по южному Египту, мы всё время застревали на разных полицейских постах, где египетские полицейские всячески мешали нам ездить автостопом, высаживали из машин, задерживали, пытались посадить в автобус, в поезд и проч. В данный момент можно сказать, что эта политика египетского правительства одержала маленькую, но очень важную победу! Я мирно ехал в поезде и смотрел в окно.

Вагон второго класса был сидячий, с синими самолётными креслами, довольно чистый, каждый пассажир занимал только своё кресло, никто в проходе не стоял, — цивильно, в общем. Кондиционеры шпарили на всю катушку, как в вагоне-холодильнике. Я замёрз и даже подумал залезть, сидя, в спальник, и только присущая мне лень помешала мне это сделать сразу.

Вдоль железной дороги шли бесконечные пригороды Каира: четырёхэтажные облезлые дома, бараки. Все дома выходили окнами на железную дорогу; мусор бросали прямо из окон, из-за чего под каждым домом выросла свалка.

Деревья, росшие внизу, были все увешаны мусором. На верёвках снаружи каждого окна сушилось бельё. Вот на поверхность вылезла линиия метро; она идёт прямо рядом. На платформах скопились каиряне, едущие в центр на работу, точно как москвичи. Между линиями железной дороги и метро, на узкой полоске земли, чинно расселась на завтрак целая семья. Вот метро и дома прекратились; за длинным, исписаным забором протянулся вдоль ж.д. секретный объект. Над объектом видны будки для охраны: старые, ржавые, с остатками пыльных стёкол в выбитых окнах. Объект кончился. Вот гонят стадо овец; вот женщина в чёрном копается палкой в огромной свалке, а вот продолжение этой свалки — мусорный слой толщиной два-три метра дымится, и его дым смешивается с утренним туманом, делая его ещё гуще и липче. Вот две женщины шагают по свалке и читают одну газету на двоих, прямо на ходу.

Вот пошли фининовые пальмы, поля, поля, каналы, финики, финики, крестьяне, трава, поля, опять пальмы. Вот человек злобно кидается камнями в птицу, посмевшую отведать фиников, но птица делает вид, что не замечает.

Вот в вагон зашёл седобородый продавец святых книжек, в шлёпанцах и ослепительно белом халате, произнося по-арабски некоторую рекламу нараспев. Продавец прошёл по вагону и положил каждому на колени стопку книжечек, чтобы каждый мог полистать и выбрать по душе. Мне не положил: видит, что я белый, значит не умею читать. Я подглядываю, что за книжки дали моему соседу, египтянину. На одной обложке нарисована могила, череп и змея, написано что-то по арабски. Вот продавцу из другого конца вагона протягивают 5 фунтов. Продавец подсаживается к покупателю и что-то долго ему объясняет.

Поезд едет очень быстро. Остановки краткие. В вагоне становится всё холоднее и холоднее. Я всё же достал спальник, завернулся в него и задремал. В 17.30 миновали Луксор, а примерно в девять вечера поезд прибыл на конечную станцию, Асуан. Средняя скорость поезда получилась более 70 км/час! При том, что на основных магистралях России 55–60 км/час и только на линии Москва-Питер поезда ходят быстрее.

Город Асуан уже хорошо знаком мне. Здесь полтора года назад мы с Вовкой Шарлаевым несколько часов искали ночлег, и устроили скандал в коптском храме, вопрошая: что важнее — Бог или правительство, запрещающее вписывать иностранцев в доме Божьем?

Теперь уже, зная свойства асуанских храмов и людей, я решил найти укромное, тёмное место и переночевать там, не привлекая внимания. И впрямь, такое место вскоре подвернулось в некотором парке. Я решил не спать на скамейке и не ставить палатку, а замаскировавшись, улёгся под кустом.

Но мой рассчёт оказался неверен. Несмотря на поздний час, в парке время от времени появлялись люди. Два человека прошли мимо моего куста (но не заметили меня). Зато третий, увидев под кустом в парке что-то, оказавшееся белым мистером, подошёл поближе и долго увещевал меня по-арабски, уверяя, что под кустом спать нельзя.

Я сделал вид, что не понимаю, и попытался заснуть, но человек не успокоился и продолжил своё бормотание:

— Спать здесь не можно! Иди отсюда! Спать здесь не можно!

Наконец он мне надоел, я встал и медленно начал собирать спальник. Египтянин не уходил, а терпеливо ждал. Когда мои сборы закончились, он поманил меня за собой. "Может быть, вписку предлагает?" — подумал я и пошёл за ночным гостем.

Поведение его было в высшей степени странным. Он повёл меня на другую сторону парка, затем через пустырь и свалку в тихий ночной квартал (здесь он живёт? — подумал я). Затем подобрал старую циновку на улице (гм, для меня?) и пошёл с циновкой и со мной дальше. На тёмной ночной улице стояла деревянная лодка. Египтянин спрятал в эту лодку сию циновку и, пройдя далее, вывел меня на некую трассу. Застопив машину, он увёз меня в отдалённый пригород Асуана, который назывался Махмудия.

— Ну, где спать будем? — вопрошал я.

— Сейчас-сейчас, подожди немного, — отвечал он.

Мы подошли к довольно высокому жилому дому. На освещённой лужайке перед ним сидели, вероятно, все его обитатели на стульях и курили кальяны.

"Наверное, он сейчас покурит и отведёт меня к себе в гости," — наивно подумал я.

Но всё было не так-то просто. Египтянин начал курить, общаться с другими кальянщиками, заказал для меня маленький стаканчик чая (а где еда? — подумал я). Курил он часа два, и на все мои вопросы отвечал характерным арабским жестом: пальцы сложены в щепоть — значит, "надо немного подождать". Я решил из научного интереса дождаться того, что мне хотят предложить, но уже начал дремать на стуле. И когда, наконец, ночь совсем сгустилась (на часах было 1.20) и кальянщики стали расходиться, египтянин завершил курение и повёл меня — обратно!