Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

В качестве первого опыта молодому человеку поручили выполнить назавтра очень ответственную работу. По этой работе императрица составит суждение о новом секретаре. Она ему это поясняет; Безбородко внимательно ее выслушивает и удаляется.

Работа большая и сложная, а у него лишь ночь, чтобы ее начать и закончить. Но Безбородко молод, любит удовольствия. Он должен отобедать с друзьями, отужинать с женщинами; откажется ли он ото всего этого ради выполнения скучного задания? Нет; работа ― после удовольствия; он вернется к себе утром и, благодаря присущей ему редакторской легкости, уложится в несколько часов там, где другому не хватило бы и дня. Безбородко позволил себе увлечься и вернулся домой в 10 часов утра. Он обещал доставить свой труд Екатерине в 10 часов с половиной.

Хорошо! Он выпутается из этого с помощью уловки: прочтет по чистому листу бумаги требуемый текст; императрица сделает замечания, он вернется в свой кабинет исправить документ и вместо этого его напишет.

Он входит, приветствует императрицу, достает из портфеля несуществующую работу, отступает к окну под предлогом слабого зрения и, глядя на чистый лист, импровизирует вecь проект документа.

Императрица слушает, одобряет и берет перо.

― Дайте, я подпишу, ― говорит она, ― у меня нет ни малейшего замечания.

― Как, ваше величество! Ни малейшего?

― Ни малейшего. Давайте, я вами довольна.

Отступать некуда. Безбородко приблизился к ней, встал на колено и протянул императрице пустую бумагу, прося пощады.

Екатерина очень любила видеть приятных молодых людей на коленях, молящих ее либо о прощении, либо о чем-то другом. Она его простила. Не так, как вам, может быть, это слышится, ибо старина Румянцев сделал внушение своему протеже.

― Будь, кем хошь, подле императрицы, ― сказал он ему, ― но только не ее любовником.

Безбородко защищался как девушка и остался просто секретарем Екатерины II.

Время шло, Екатерина старела, а ее сын Павел стал входить в полосу безумств, которые сделали его самым фантастическим королем… в Европе. Чтобы избавиться от такого наваждения, хотя бы на некоторое время, Екатерина удалила сына в Гатчину. Затем, чтобы избавиться от этого навсегда, она призвала Безбородко и продиктовала свое завещание. Этим завещанием она отказывала Павлу в короне, которую всемогущей рукой, вопреки правам престолонаследования, она незаконно возлагала на голову своего внука Александра. Когда подлинник завещания был подписан, императрица приказала Безбородко снять с него копию. Копия была сделана, и она подписала оба документа, оригинал и копию. Затем сказала Безбородко:

― Я могу довериться только тебе, Александр. Ты доставишь один из текстов завещания в архиепископат Москвы, другой ― в Сенат Санкт-Петербурга, и ты будешь следить, после моей смерти, чтобы завещание было исполнено.

Безбородко откланялся и отбыл с двумя экземплярами завещания. Вернулся через восемь дней.

― Все в порядке? ― спросила его Екатерина.

― Распоряжения вашего славного величества выполнены, ― ответил Безбородко.

И Екатерина, которая полагалась на слепую преданность своего секретаря, отправилась почивать, успокоенная за будущее. Впрочем, императрица не зря решилась на эту предосторожность, такое уж было время; однажды утром ее одолели колики, и она пошла в свой water-closet, как выражаются наши соседи англичане. Едва она ступила туда, как испустила крик; вбежали ее женщины, они нашли ее простертой на полу и мертвой. С первой вестью об этом, Безбородко вскочил в седло и полевым галопом помчался в Гатчину. Нашел там Павла.

― Ваше высочество, ― сказал он, ― у меня для вас ужасная новость.

― Какая? ― спросил с испугом молодой князь. Уже узник, он мог ожидать худшего. Предыдущим был царевич Алексей.

― Ваше высочество, ваша августейшая мать скончалась.

― Моя мать умерла? ― вырвалось у молодого князя.

― Да, ваше высочество.

― Тогда ты ошибаешься, Безбородко; я больше не высочество, я ― величество.

Безбородко покачал головой.

― Как! Нет?

― Августейшая императрица лишила вас этого наследия.

― Лишила, меня! А в пользу кого?

― В пользу вашего сына Александра.

― Невозможно!

― Я сам писал тексты завещания, что императрица подписала при мне.

― И что же ты с ними сделал?

― Я получил приказ доставить один экземпляр в архиепископат Москвы, второй ― в Сенат Санкт-Петербурга.

― Ты лжешь, Безбородко.

― Немного лгу, ваше высочество, ― ответил Безбородко, извлекая два документа из своего кармана. ― Вот оба текста завещания, написанные моей рукой, и подписанные рукой вашей августейшей матери.

И он передал Павлу оба экземпляра завещания.

― А что ж тогда ты доставил в Сенат Санкт-Петербурга и в храм московского архиепископа?

― Два листа чистой бумаги.

― Но если бы императрица проверила тебя и через кого-нибудь вернула тексты завещания; знаешь ли, что ты рисковал головой?

― Хорошие игроки не скупятся на ставку.

― А ты уверен, что эти два текста завещания ― единственные, что других копий не существует?

― Единственные, я отвечаю за это вашему высочеству.

― Значит, я смело могу их разорвать?

― Разорвите их, sire, ― выдал Безбородко.

― Я тебе благодарен, князь, ― сказал Павел. И он порвал эти бумаги.

Безбородко был сделан великим канцлером империи и светлейшим князем с 20 тысячами крестьян, которых мог взять в империи всея Руси, где пожелает. Это уже второй раз чистая бумага обернулась для него счастьем.

Довольно далеко мы забрались от площади Пале-Руаяль и от балкона отеля «Трех Императоров», но, будьте покойны, вернемся туда: у меня на эту тему припасено еще кое-что любопытное, чтобы вам рассказать. Только взглянув на того, кто был предком графа со стороны Безбородко, переведем взгляд на другого, кто был его предком со стороны Кушелевых.

В эпоху Ивана Грозного существовала небольшая республика, расположенная у озера Пипюс; произносите: Пейпус[20]. Она именовалась республикой де Псков; произнесите, как можете. Иван Грозный, подобно Геркулесу, ходил в шкуре льва; но, вместо того, чтобы заниматься пигмеями, брал республики. Взял и республику Псковскую. Во взятой Псковской, вместо того, чтобы разделаться с нею, как с Новгородской республикой, где город сжег, а жителей убил, он сохранил жизнь всем и даже раздал посты республиканцам, которые были весьма согласны с тем, чтобы им платили. Кушелев, предок графа, был одним из тамошних республиканцев.