Андрей Остальский - Иностранец ее Величества

Но разве не эксцентрична и настоящая королевская семья, настаивающая на своих старинных ритуалах и торжественных нарядах? Кейт Фокс в своей книге «Наблюдая за англичанами» обращает особое внимание на одежду Елизаветы II, видя в ней признаки этого национального явления. А тот же Генри Хемминг зашел еще дальше, утверждая, что сам институт британской монархии — это самая настоящая эксцентрика и даже карнавал высшей марки.

Не все в Англии любят карнавалы, не все любят и королевскую семью. Нашелся даже человек, который утверждает, что Виндзоры — не люди, а совсем другой биологический вид. Причем человек этот не в сумасшедшем доме сидит, а с большим успехом читает лекции и большими тиражами выпускает и продает свои многочисленные книги.

Долой тиранию ящериц!

Бывают моменты, когда моя симпатия к английским эксцентрикам и приверженность свободе слова подвергаются тяжкому испытанию. Яркий пример — две мощные фигуры современной английской жизни, по-своему внесшие большой вклад в развитие общественной мысли во всем мире. Это Брайан Хоу и Дэвид Айк. Только насчет направленности их вклада в копилку человечества — со знаком «плюс» или «минус», — есть большие сомнения.

Первый из них, Брайан Хоу, все же фигура более симпатичная. Он буквально отдал свою жизнь борьбе за права других, неизвестных ему людей, пытаясь изменить непонятные ему реалии. В 2001 году он начал одинокую кампанию протеста против «империалистической внешней политики», разместив свою палатку с сердитыми лозунгами прямо напротив парламента. И покинул ее только много лет спустя, когда смертельно заболел. А так жил там днем и ночью, нес свою вахту. Самоотверженность в духе лучших английских первопроходцев и героев войн. Вывешивал яростные нонконформистские лозунги, клеймил, обличал, кричал в мегафон. Шумом изрядно мешал работать парламентариям, которые годами пытались через суд выдворить Хоу с парламентской площади, но так и не смогли добиться своего.

Главное острие протеста этот бунтарь направил поначалу на одно требование — отменить санкции против саддамовского Ирака. В иракской ситуации при этом он не понимал ничего. О природе режима Саддама Хусейна не имел ни малейшего понятия. Считал его честным борцом против империализма, почти своим единомышленником. Гибель десятков тысяч ни в чем не повинных кувейтцев, в том числе женщин и детей, в результате иракской оккупации не беспокоила совесть Хоу, не подвигала на протесты. Равно как и массовое уничтожение шиитского мирного населения и применение горчичного газа против курдских деревень. Все это его не трогало, потому что он был не в курсе. Зато узнал из левой прессы, которой привык доверять, о бесчеловечности санкций и ринулся в бой. Опять же не пытаясь даже разобраться в том, почему ооновские санкции настолько больно бьют по простым иракцам (так ловко повернул дело сам Саддам, надеясь этим заставить всех Хоу мира содрогнуться, и преуспел в задуманном).

Потом, когда началась иракская война, у Хоу появился дополнительный повод для протестов, его действия получили широкую поддержку. Тысячи людей выходили на улицы британских городов с теми же лозунгами, что вывешивал напротив парламента Хоу, а его палатка превратилась в место паломничества противников войны, которыми в конце концов оказалось большинство населения.

Отношение к подвигу Хоу у меня было двойственным. С одной стороны, меня, специалиста по Ираку, не могло не раздражать его воинствующее невежество. То интеллектуальное высокомерие, с которым он позволял себе выступать судьей по проблеме, о которой так мало знал. Отсутствие тени сомнения в своей абсолютной правоте и полной неправоте своих оппонентов, которых он и слушать не желал. Не хватало еще слушать этих «наймитов империализма»! Ведь ясное дело, раз «защищают войну», то наймиты, кто же еще…

Ужасала его уверенность, что вбивать клин между населением и правительством — благое дело. Чем больше клин, тем лучше. Я почти готов был согласиться с теми, кто ставил вопрос еще жестче и утверждал: вот с таких идеалистов-фанатиков и начинается большевизм, кровавые революции, ведущие в ГУЛАГ. Сто процентов. Один в один. Но, опомнившись, я говорил себе: нет, не один в один. Англии бесконечно далеко и до Февраля и до Октября. По Герцену: «Волны революции разбиваются об английский берег».

И не страшны революции Британии в значительной степени благодаря тому, что никаким Хоу здесь ничто не угрожает. Жители континента смеются, издеваются над тем фактом, что годами продолжались судебные процессы, апелляции и контрапелляции по искам полиции и депутатов, упорно пытавшихся убрать «этот балаган» с парламентской площади. Но суды не то чтобы вставали на сторону Хоу (нет, они скорее симпатизировали его оппонентам), но хотели проявить максимальную сдержанность и осторожность при вынесении вердиктов. Ведь судьи понимали, что речь в данном случае идет об основах основ британского общества, о свободе мысли и слова, о праве на инакомыслие, и что прикасаться к этим столпам можно только с крайней деликатностью. Гости с континента смеялись и говорили о позорном бессилии британской Фемиды, а я восхищался, честно говоря. Вспоминал знаменитое: «Ваша точка зрения мне ненавистна, но я готов отдать жизнь, защищая ваше право на нее».

Ну, если честно, жизнь за Хоу я отдавать был все же не готов, но очень бы огорчился, если бы с его протестом покончили быстро, брутально и эффективно, как это происходит в некоторых других странах.

А вот он был готов отдать (и отдал-таки) жизнь за то, во что так страстно верил. Конечно, непрерывное курение было, наверное, главной причиной его преждевременной кончины, но прожить на каменной мостовой несколько лет — это само по себе равносильно смертному приговору.

И, кстати, о «либерализме» Фемиды. Когда в августе 2011 года на Лондон и другие города обрушилась волна погромов и беспорядков, британские суды показали, насколько они могут быть жесткими, даже беспощадными, когда речь идет не о политическом протесте, а о массовом хулиганстве и уголовщине.

Мое отношение к этому запутанному делу — о границе между свободой и ответственностью — еще более осложнилось, когда я узнал, кто поддерживал Хоу морально и материально. Это были не только представители левых, и в их числе и некоторые радикалы-лейбористы, но хорошо в Англии известный Дэвид Айк — именно он платил за лечение Хоу в Германии.

Вот Айк — это еще более удивительная фигура, мягко говоря. Это уже образец такого эксцентрика, который многих заставит задуматься о том, всегда ли подобные фигуры безвредны.