Тур Хейердал - Приключения одной теории

Никто не перебивал плавную речь Уре Ваеико, хотя было очевидно, что он не читает письмена. Было замечено, что фразы не отвечают числу знаков в строке, и когда ему незаметно подложили фотографию другой дощечки, он продолжал свой рассказ, так и не заметив подмены. Добрый старик пришел в замешательство, когда в конце нашего бдения, затянувшегося на всю ночь, его обвинили в обмане. Он заявил, что понимает все знаки, однако истолковать иероглифы, взятые наудачу с уже проверенных дощечек, не смог.

В конце концов он сказал, что подлинный смысл и значение письмен забыты, но каждую дощечку можно безошибочно опознать по определенным признакам, поэтому его толкование не подлежит сомнению. Так человек узнает иностранный язык, которым написана книга, и вполне представляет себе ее содержание, хотя прочесть ее сам не может».

В этой связи важно отметить (об этом писал Томсон)» что старик Уре Ваеико прервал чтение одной дощечки и пропустил часть текста. Приводя английский перевод остального текста, Томсон(23) отмечает: «Следующие иероглифы на этой дощечке, как нам было сказано, принадлежат какому-то древнему языку, ключ к которому давно утрачен. После этого таинственного куска перевод выглядит так…»

Затем перевод был еще раз прерван из-за не поддающихся толкованию мест, написанных на забытом языке.

Томсон(24) продолжает: «Без сомнения, каждая дощечка содержит свою легенду, отсюда названия дощечек, вызывающие определенный сюжет в памяти даже тех, кто не утверждает, что понимает смысл иероглифов. Старик по имени Каитае, называющий себя родичем Маураты – последнего короля, позднее опознал на фотографиях некоторые дощечки и повторил тот же текст, который нам сообщил Уре Ваеико».

Во время пятимесячного пребывания на Пасхе в 1923 году Макмиллан Браун(25) расспрашивал стариков про Уре Ваеико и узнал следующее: «Уре Ваеико был известен как один из слуг Нгаары, короля, который умер перед набегом перуанцев. Говорят, однако, что он не знал письменности. Будучи поваром короля, он часто слышал, как тот читает дощечки; благодаря хорошей памяти он запомнил их и мог повторить песни или религиозные гимны, о которых ему напоминал вид дощечек».

Раутледж(26) получила такие же сведения: «Экспедиция расспрашивала об этом старике, и островитяне единодушно утверждали, что он никогда не владел ни одной дощечкой и не умел их делать, но что он был слугой Нгаары и научился читать их по памяти».

Таким образом, так как два престарелых пасхальца, несмотря на то, что они не умели читать ронго-ронго, независимо друг от друга прочли Салмону и Томсоыу почти один и тот же текст на фотографиях дощечек Жоссана, можно заключить, что они помнили наизусть некоторые старинные тексты, прежде исполнявшиеся по дощечкам. Оба были уже пожилыми людьми во время набега работорговцев и появления первых миссионеров. Конечно, у нас нет никаких доказательств, что прочтенные ими Салмону и Томсону тексты ронго-ронго в самом деле соответствовали письменам на дощечках. Однако совпадение двух текстов очень важно – это позволяет определить примерную длину обычного текста одной дощечки.

Из разных сообщений, которые будут приведены ниже, нам известно, что во время ежегодных праздников кохау ронго-ронго в заливе Анакена различные тангата ронго-ронго читали изрядное количество дощечек. Естественно предположить, что текст каждой дощечки в отдельности не мог быть очень длинным. Это подтверждается образцами текстов ронго-ронго, которые два старика независимо друг от друга изложили Салмону и Томсону. Тексты представляют собой короткие содержательные мифы о сотворении мира, легенды, траурные и любовные песни.

В публикации Томсона(27) все они заняли неполных девять страниц, вместе с рапануйским и английским переводом. Вот почему особенно странно, что текст, который прочел Меторо с дощечек Жоссана на Таити, получился невразумительным и такой длины, что Жоссан не стал его публиковать, так как получилось бы «больше двухсот страниц». Могли ли на ежегодных праздниках различные тангата ронго-ронго зачитать все дощечки, если каждый должен был прочесть текст, равный по объему двумстам печатным страницам?

Во введении к составленному Русселом словарю рапануйского языка патер Ильдефонсо Алазар(28) цитирует образец странного текста, спетого на Таити Жоссану. Этот отрывок, якобы отвечающий первой строке дощечки длиной 42 сантиметра, приводится здесь; он хорошо иллюстрирует упоминавшийся метод Меторо, который по своему усмотрению добавлял слова, чтобы связать между собой знаки, будто бы опознанные им по начертанию на дощечке. Это производит впечатление импровизации. Так школьник пишет сочинение на заданные ему произвольные слова.

«Пусть дождь падет с неба на два мира Хоту Матуа! Пусть восседает он высоко на небесах и на земле! Старший сын пребывает на земле, в его собственном мире; его лодка вышла к его младшему брату, прямо к ребенку. Что до него, то будь он на небесах или на земле, пусть явится на землю тот, которому так нравится на небесах! Он держит землю в своей руке. Человек, уходи. Я останусь на моей земле. Отец, восседающий на троне, приди к своему ребенку. Ему нравилось на небесах. Птица улетела с земли, летит к человеку, который кормится на земле. Человек ест курицу, он поместил курицу под воду, он ощипал с нее перья. Курица, берегись копья, иди в хорошее место, иди прямо к королю, к его дому, лети; она улетела в хорошее место, подальше от копья; летя к детям земли, она оказалась в безопасности».

Алазар(29) продолжает: «Несмотря на несовершенства этой песни, монсеньер Жоссан охотно издал бы построчный перевод всех своих дощечек, если бы это не требовало таких больших расходов. Ему пришлось отказаться от этой мысли и довольствоваться публикацией короткой заметки с перечнем примерно 500 иероглифических знаков, которая появилась в «Географическом бюллетене» в 1893 году, через год после его смерти.

Покойный монсеньер де Арль, известный профессор католического университета в Левэне, впоследствии изучил эти своеобразные дощечки и толкование их, сообщенное пасхальцем на Таити. «Да представляют ли в самом деле эти знаки какую-то письменность? – вопрошает он в номере «Мюзеон» за ноябрь 1895 года. – А может быть это скорее набор виньеток, достойных самого изобретательного резчика по дереву?» От сомнения он переходит к утверждению: «Да, это не что иное, как ряд независимых друг от друга изображений».

Владельцы дощечек не могли их прочесть, а те, кто вызывался это сделать, не могли объяснить смысла отдельных знаков, и даже когда одному и тому же лицу в разное время показывали одну и ту же дощечку, излагались противоречивые версии. Неудивительно, что мнение де Арля(30) постепенно нашло столько сторонников в научном мире.