Генри Хаггард - Она

— Я сам хотел бы это знать, мистер Лео, — ответил Джоб, опасливо обходя Айшу; он все еще подозревал, что она — оживший труп, и смотрел на нее с подозрением и ужасом. — Но вам нельзя много говорить, мистер Лео, вы так сильно хворали, у нас просто сердце обрывалось, на вас глядя… Если эта леди, — он посмотрел на Айшу, — изволит пропустить меня, я принесу вас супчику.

Лишь тогда Лео наконец пригляделся к «леди», которая стояла в полном безмолвии.

— Привет, — небрежно обронил он. — Это же не Устане? Где Устане?

Наконец Айша заговорила, и начала она с заведомой лжи.

— Устане отправилась погостить в свое «семейство», — сказала она, — я сама буду ходить за тобой как служанка.

Услышав незнакомый серебряный голос, полупроснувшийся Лео с недоумением уставился на Айшу в ее подобном савану одеянии. Однако он ничего не сказал, жадно съел принесенный ему суп, повернулся на другой бок и проспал до вечера. А когда пробудился снова, стал расспрашивать меня обо всем происшедшем, но я постарался отложить этот разговор до тех пор, пока он не выспится как следует. Наутро я был поражен его превосходным самочувствием. Тогда-то я и рассказал ему кое-что о его болезни и о себе; в присутствии Айши мне пришлось ограничиться лишь немногими словами: я сказал, что она повелительница этой страны, очень к нам благорасположена и всегда ходит закутанная в покрывала, так ей, видимо, больше нравится; говорил я, само собой, по-английски, но побаивался, что она может прочитать наши мысли по лицу, я не забыл о ее предостережении.

На третий день Лео поднялся почти совершенно здоровый. Рана в боку затянулась, он оправился от слабости, которая еще оставалась после тяжелой лихорадки, (Виверра: с) быстротой, объяснимой лишь действием удивительного снадобья Айши и непродолжительностью болезни, хотя, конечно, нельзя сбрасывать со счетов и его крепкое сложение. Вместе с выздоровлением вернулась и память обо всех наших приключениях — вплоть до того времени, когда он потерял сознание; вспомнил он, естественно, и об Устане, к которой, как я убедился, он успел сильно привязаться. Он просто засыпал меня вопросами о бедной девушке, но я не смел ничего ответить, ибо после первого же пробуждения Лео Она призвала меня к себе и еще раз строго-настрого предупредила, чтобы я не смел говорить ему об Устане, тонко намекнув, что это может мне дорого обойтись. И еще раз напомнила мне, чтобы я как можно меньше рассказывал Лео о ней, добавив, что сама откроет ему все в свое время.

Ее поведение резко изменилось. После всего, мною виденного, я ожидал, что при первом же удобном случае она предъявит свои права на человека, которого, если ей верить, любит с далекой древности; однако по каким-то своим соображениям — каким именно, так и осталось для меня тайной — она не стала этого делать. Спокойно прислуживала Лео, проявляя смирение, которое разительно отличалось от ее обычной надменности, обращаясь к нему с видимым уважением и не отходила от него ни на шаг. Его любопытство, как и мое в свое время, естественно, было возбуждено этой таинственной женщиной, особенно хотелось ему видеть ее лицо: не вдаваясь в подробности, я заверил его, что оно не менее прекрасно, чем ее фигура и голос. Одного этого достаточно, чтобы заинтересовать воображение любого молодого человека, и если бы последствия перенесенной болезни не продолжали сказываться на его самочувствии и если бы он не беспокоился так сильно за Устане, о чьей любви и бесстрашной преданности говорил в самых трогательных выражениях, не сомневаюсь, что он пошел бы навстречу ее желаниям и полюбил бы уже тогда. Но при сложившихся обстоятельствах он не чувствовал ничего, кроме непреодолимого любопытства и такого же, как я, страха; хотя Айша даже не намекала ему о своем необыкновенном возрасте, он, вполне понятно, отождествлял ее с той женщиной, о которой говорилось в надписи на черепке. В конце концов его настойчивые расспросы загнали меня в угол: на третье утро, когда он одевался, я вынужден был отослать его к самой Айше, с чистой совестью сказав ему, что не знаю, где находится Устане. После того, как Лео плотно позавтракал, мы отправились в покои Айши, куда, по ее велению, нам был всегда открыт вход.

Она как обычно восседала в помещении, которое, за неимением более точного слова, мы называли «будуаром», и как только дверные шторы были раздвинуты, поднялась с дивана и направилась с протянутыми руками приветствовать нас, вернее, Лео, ибо я, как нетрудно догадаться, оказался теперь на заднем плане. Признаюсь, я наблюдал с восхищением, как она скользит навстречу рослому молодому англичанину в его сером фланелевом костюме. Тут я должен сказать, что, несмотря на значительную примесь греческой крови и золотой цвет волос, Лео выглядит типичнейшим англичанином. Свою замечательную красоту он, по-видимому, унаследовал от матери, на чей портрет он так похож, но в нем нет ничего от щуплых и слащаво-угодливых современных греков. Я уже говорил, что он очень высок и широк в груди, но, в отличие от многих крупных людей, отнюдь не страдает неуклюжестью; гордая посадка головы, энергичное выражение лица вполне оправдывают прозвище «Лев», которое дали ему амахаггеры.

— Добро пожаловать, мой иноземный господин, — произнесла она шелковисто-мягким голосом. — Я очень рада видеть тебя на ногах. Поверь, не спаси я тебя в самый последний миг, ты никогда бы уже не стоял на ногах. Но опасность миновала, и уж это моя забота, — ее слова зазвучали с необычайной многозначительностью, — чтобы она больше не возвратилась.

Лео поклонился и, призвав на помощь все свое знание арабского языка, поблагодарил ее за доброту и участие по отношению к незнакомцу.

— Я не могла допустить, чтобы мир лишился такого человека, как ты, — тихо ответила она. — Красота — редчайшее сокровище в этом мире. Я счастлива, что ты пришел, и не стоит меня благодарить.

— Гм, старик, — сказал мне Лео по-английски, — леди — сама любезность. Кажется, нам сильно повезло. Надеюсь, ты тут не терял времени зря. Какие у нее дивные руки, просто чудо!

Я толкнул его в ребро, чтобы он замолчал, ибо заметил любопытный блеск в глазах Айши.

— Надеюсь, — продолжала она, — мои слуги заботливо за тобой ухаживали; если в этом скромном месте и есть какие-либо удобства, они все тебе предоставлены. Нет ли у тебя просьб ко мне?

— Есть одна, — поспешил сказать Лео, — я хотел бы знать, где находится молодая девушка, которая меня выхаживала.

— А, девушка, — сказала Айша, — я ее видела. Но где она — я не знаю. Она сказала, что хочет уйти, и ушла. Может быть, она возвратится, может быть, и нет. Ходить за больными очень утомительно, а эти дикие женщины — такие ветреницы.