Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

Монголы-торгоуты Эдзин-гола в общем бедный народ, даже их князь имел только 10 верблюдов. Занимались они только скотоводством; между тем теплый климат и большая река позволяли бы им заниматься хлебопашеством с орошением и садоводством. Все они были ламаисты и имели монастырь на правом берегу, конечно, с гэгэном.

В песках, в безводном месте, к востоку от реки, по словам торгоутов, находятся развалины древнего города, дома которого засыпаны песком; разрывая его, находят серебряные вещи. Потанин записал это указание, и позже экспедиция Козлова открыла в этой местности развалины города Хара-хото, в которых добыла очень ценные материалы для истории — ткани, рукописи, монеты, разные изделия средних веков.

Несмотря на двухнедельную стоянку вблизи ставки князя, Потанину удалось собрать только немного сведений о торгоутах во время разговоров с князем и его приближенными; представителей этого народа он видел мало. Сам князь несколько раз приезжал в лагерь экспедиции, а княгиня пригласила жену Потанина к себе. Александра Викторовна так описывает это посещение:

«Я поехала в ставку с Сантан-джимбой. Ставка не представляла ничего внушительного — те же юрты, только войлоки на них немного белее, чем у простых торгоутов. Перед одной из них стояли мачты. Из нее вышли две женщины, помогли мне сойти с лошади и повели в юрту. У дверей меня встретила высокая монголка, за халат которой цеплялось четверо ребятишек. По костюму я приняла ее за няню; но в юрте она меня усадила и стала занимать разговорами, и я поняла, что это княгиня, а ребятишки в засаленных халатах и грубых сапогах — ее дети. От обыкновенных юрт юрта княгини отличалась только пунцовой шерстяной материей, которой она была обтянута изнутри. Против очага стояло низкое кресло с пунцовыми подушками; это было кресло самого князя.

Вскоре в юрту вошли несколько монголов с шариками на шапках; перед нами поставили скамеечки и подали чай в фарфоровых чашках; потом в тех же чашках нам подали пельмени. Чиновники скоро ушли и увели с собой Сантан-джимбу; после этого мой разговор с княгиней пошел успешнее. Я отдала ей маленькие подарки, которыми тотчас же завладели дети. Мы говорили о погоде, о жаре, о комарах, мучащих людей. Княгиня спрашивала меня о моих странствиях и призналась, что кроме своих степей она ничего не видала. Старшую девочку она уже приучала к хозяйству: она умела уже доить овец, но еще не умела доить коров.

Княгиня не жаловалась на бедность, но вся обстановка говорила о ней. Особенно поражали нас своими лохмотьями и попрошайничеством слуги князя. Они приходили в наш лагерь и просили еды и одежды. Хотя наши рабочие уже сами обносились, но их обноски годились еще для прислуги князя».

5 августа экспедиция на свежих, обмененных и нанятых, верблюдах пошла дальше вниз по реке Эдзин-гол. Местность сначала имела тот же характер, что и прежде, — узкая полоса рощ и зарослей тянулась вдоль берега реки, а к западу от дороги до линии горизонта расстилалась обширная степь с редкими кустиками, усыпанная галькой, местами сменяемая солончаками. По прежнему надоедали комары, но, несмотря на их присутствие, встречалось много юрт торгоутов. Через два дня река отклонилась в сторону, и экспедиции предстоял теперь большой переход через Гоби.

В первый день дошли до колодца Шара-хулусун по песчаной степи, по которой были рассеяны бугры песка с кустами тамариска и отдельные деревья саксаула[40]. Вода в колодце была соленая, пахучая и грязная; пришлось вычерпать всю воду и черную вонючую грязь на дне колодца и выждать, пока не набралась свежая сносная, хотя и солоноватая вода.

На следующий день тронулись в путь в пять часов утра, так как предстоял огромный безводный переход. Когда рассвело, увидели такую же песчаную степь почти бесплодную; редко попадались маленькие кустики и стебельки.

В 11 часов дня подошли к большому озеру Гашиун-нор, в которое впадает один из рукавов реки Эдзин-гол; здесь остановились для отдыха животных; корма для них не было никакого.

Потанин поехал к озеру, чтобы взять из него пробу воды; берег был плоский и топкий; чтобы набрать чистой воды в бутылку, пришлось брести по колено более двухсот метров по соленой грязи, которая пузырилась под ногами и пенилась; на ней плавала зеленоватая слизь, ходили и стояли мириады мелких мух. Вода была горько-соленая и содержала 8.3% разных солей. Во время половодья реки озеро разливается и затопляет свои берега километра на три. Оно расположено на высоте 1000 метров среди обширной впадины, которая уходила в обе стороны на восток и на запад за горизонт. А впереди, на севере, тянулся непрерывный ряд скалистых гор; туда нужно было дойти, там были корм и вода.

Саксаул; вверху его ветка с цветами

Близ озера караван простоял пять часов, чтобы переждать жаркое время; термометр в тени показывал 31,5°. Сварили чай из привезенной в бочонках воды, напоили ею и лошадей и дали им немного травы, накошенной еще на берегу Эдзин-гола. В 4 часа пошли дальше и шли до полуночи по такой же песчаной степи, усыпанной галькой и щебнем и почти лишенной растительности. Когда стемнело, с северо-запада подул сильный ветер и поднялась буря, но луна светила, и дорогу было видно. Около полуночи начались какие-то холмы; луна закатилась, стало темно; караван разбился на части, которые теряли друг друга из вида. Поднимался крик, начинались поиски и задержки. Пришлось остановиться, чтобы не утомлять напрасно животных. Уложили верблюдов, сняли с них вьюки, лошадей связали, а люди разлеглись на земле. Когда рассвело, оказалось, что караван расположился в долине между двумя рядами холмов; песчаная почва была усыпана щебнем и по прежнему бесплодна.

Покормив лошадей остатками травы, пошли дальше, сначала по холмам, а затем по открытой степи, с которой вдали, на юге, видно было озеро Гашиун-нор. Эта степь была значительно выше степи озерной впадины; северную кайму последней составляли холмы, среди которых остановились ночью. Там имелся колодец, но с горькой водой, которую не пили даже верблюды. После полудня караван вошел в предгорья скалистой цепи, которая видна была от озера. Здесь в три часа дня встретили воду в виде ручья в верховьях сухого русла. Переход через Гоби был окончен; он занял 34 часа, из которых 25 часов шли, а девять стояли — пять часов у озера и четыре в холмах. После утомительного перехода по пустыне журчащий по песку ручеек и зеленая полянка вдоль него показались усталым путешественникам каким-то раем.

Китайские путешественники, пересекавшие пустыни, толковали о «разговорах духов». Григорий Николаевич полагал, что эти рассказы имеют некоторое основание. Он сам и его жена на переходе через Гоби в жаркие часы испытывали ощущение, что откуда-то доносится неясный разговор.