Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

Глава 14. По Итури к большому лесу

Пироги цепочкой поднимались против течения неширокой полноводной реки Итури, выгребали навстречу мощной бурлящей струе цвета кофе. Справа и слева зелеными стенами подпирал небо исполинский лес, дышал горячо и тлетворно. Но все это замечалось только вблизи, а глянешь вперед с речного поворота — и сердце замрет: какая красота! Поверхность воды отражала узкую полоску неба, и после полуденного дождя она сверкала ослепительной синевой и искрилась плавленым золотом. Чудовищные деревья в отдельности кажутся грубо-бесформенными, но издали они все вместе сливались в грандиозные кулисы: река вилась меж ними, открывала все новые и новые берега, словно созданные художником-декоратором с причудливым и изощренным вкусом. Вот лесной великан низко наклонился над водой, почти перекинулся через реку как зеленый мост, и узкие и ловкие челны скользнули под бархатный занавес листьев и цветов, а Гай на ходу палкой сбросил в воду зазевавшихся обезьянок; дальше из необозримого лесного океана торчала высокая скала, и на ней веером раскинулись пальмы, и пестрые попугаи вились вокруг них пучком цветных детских шариков. Река вдруг расступилась, и над бирюзовым зеркалом воды заплясали аметистовые и рубиновые бабочки. Наконец берега сомкнулись, стало темно, река забурлила, и челны уже с трудом пробирались среди черных камней и белой пены, а над головами гребцов хлопали крыльями мерзкие летающие собаки. Гай стоял на корме последней пироги, шлем сдвинут на затылок, рукава засучены, все тело наполняла радость бытия — он жадно вбирал в себя неповторимое очарование окружающего. Длинные ряды гребцов мерно работали.

Гай стоял и дирижировал хором: ему выпало счастье присутствовать при рождении песни — народной и детской, что зачастую одно и то же.

Негритянская песня рождается в труде, и так как всякая работа при отсутствии машин здесь всегда коллективная, то и песня в Африке ежедневно рождалась в процессе общего труда, как выражение трудового ритма: один выкрикнул фразу, другие отшлифовали ее, подгоняя под обязательный ритм, и вот она уже гремит и эхом отдается вокруг.

Сели в пироги: капрал Мулай — в первую, Гай — в последнюю. «Готово?» — закричал Гай. «Поехали!» — отозвалась высокая феска вдали, резкий толчок, течение их подхватило, и каждый гребец дружно опустил за борт свою лопату. Вода запенилась, челны скользнули вперед, но еще нет ритма. И вдруг кто-то бодро крикнул нараспев:

— Наши челны в ход пошли!

— Наши челны пошли в ход! — исправил другой.

— Живей! Навались! — скомандовал Гай. Гребцы молоды и сыты, вода плещется за бортом, и всех увлекает это стремительное движение. В песне участвуют все до единого, ритм захватывал помимо воли: пели не люди, пели мышцы.

Каждая мышца играла, черные спины отливали голубизной неба, и узкие пироги неслись по реке. И каждый человек чувствовал, что еще одно сильное движение — и все выскользнут из воды и дружной ватагой ворвутся на небо. Доктор де Гаас снабдил Гая пропуском в гипносерий, место изоляции больных сонной болезнью. Он был расположен близ поселка, где они высадились. Это — последняя остановка на реке: вещи уже грузятся на автомашины, чтобы доставить на лесную концессию. Там Гай наберет двадцать три носильщика. К вечеру намечена остановка в деревне у края нехоженого Итурийского лесного массива, утром они выступят дальше и к ночи разобьют бивуак уже в джунглях: лес замкнется и отрежет горстку людей от остального мира. Отступать будет некуда, и они пойдут только вперед и вперед.

Гай следил за погрузкой вещей — первой работой капрала. Деловой парень, напористый. На него можно положиться. Гай решил, что можно спокойно отправиться в гипносерий.

Черный фельдшер проверил пропуск и только после этого ответил на вопросы.

— Гипносерий организуются для того, чтобы уничтожить человеческий резервуар болезни, поскольку каждый зараженный является очагом: его может укусить муха цеце, она заразится сама и передаст затем возбудителя болезни сотням здоровых людей из окружения больного, как это делает комар анофелес с возбудителем малярии. Здесь больные собраны вместе, и зараженные мухи кусают уже больных людей. Зато каждый укус такой мухи здесь означает верное заражение. Помните — цеце вонзает жало с налета! Поэтому спустите накомарник на лицо и шею, берегите руки и поскорее уезжайте не только отсюда, но и из деревни.

— Почему?

— Это свалка использованного материала. Мусорный ящик. Там все больные: среди них вы можете подхватить и проказу, и сифилис, и оспу. Богатый клинический материал, мсье.

Они вошли за забор гипносерия.

— Разве трудно перелезть через этот жалкий забор?

— Для больных и трудно, и незачем, мсье. Ведь они далеко от дома. Их дело умирать, мсье, они это знают. Мы доставляем сюда больных только после наступления второй стадии.

— А именно?

— Сначала заразившиеся замечают нарастающую утомляемость, вялость, потерю памяти. Но они еще работают и живут, как обычно. Потом вдруг наступает приступ бредового состояния: больной бросается на всех, он невменяем. Его сажают на цепь или спускают в яму. Временами он рычит на людей, часто дремлет и все время дрожит. Это наш материал. При объезде района стражники захватят такого больного с собой и доставят сюда. Наступает третья стадия — сонливость. Больной сначала засыпает часа на два после обеда, потом после ужина, наконец, и после завтрака. Спит часов по двадцать в сутки. Все заканчивается наступлением последней стадии — сном круглые сутки, переходом сна в потерю сознания. Смерть у этих больных тихая, вы сейчас увидите, мсье.

— Сколько же длится болезнь?

— По-разному: полгода, год.

Это было раскаленное солнцем поле, густо покрытое обшарпанными кустами, жалкими шалашами и испражнениями. Тошнотворный смрад стоял в воздухе, тучи мух облепили все — кусты, шалаши, людей, валявшихся на загаженной земле, злосчастную эту землю, шевелившуюся от несметного количества муравьев, жуков и крыс. С первого взгляда поражала худоба людей и откормленность паразитов.

— Что же вы не убираете территорию изолятора?

— Я здесь один, я только принимаю новых больных от конвоя. По положению они должны убирать за собой сами.

— У вас нет помощников?

— Нет, кроме тех, кто варит и носит пищу.

Они медленно бродили под палящим солнцем среди больных, сидевших и лежавших на земле.

Вот ползет по земле тощая женщина. Она передвигается, как краб, но медленно. Глаза закрыты.

— Куда она ползет?

— Никуда, мсье. Так себе, ей что-то снится.