Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 1)

Остановимся коротко на положении в Южно-Африканском Союзе.

В результате победы антифашистской коалиции во второй мировой войне демократические силы в Южно-Африканском Союзе выросли и окрепли. Реакционные элементы — англо-африкандерские помещики и горнопромышленные компании — забили тревогу. На выборах 1948 года они оказали поддержку самой реакционной националистической партии Малана и поставили ее у власти. Националисты шли на выборы под лозунгом «Указать туземцу его место!», что означало усиление расовой дискриминации, лишение неевропейского населения последних остатков политических прав и т. п.

Оказавшись у власти, националисты стали проводить политику еще более жестокого угнетения коренного населения и подавления деятельности всех демократических организаций.

Однако политика репрессий националистов не сломила волю народов к борьбе за ликвидацию режима расовой дискриминации, за расширение демократических свобод, за хлеб, за человеческие условия существования. В борьбе с реакционной политикой происходит дальнейшее сплочение всех демократических сил. Разрозненные в прошлом политические организации народов банту, индийцев и «цветных» за последние годы тесно объединились в единый демократический фронт. Все более широкие слои европейской части населения приходят к пониманию необходимости единства действий с неевропейцами. Народный конгресс, созванный в июне 1955 года по инициативе Африканского национального конгресса, Индийского конгресса Южной Африки, Африканского совета цветных народов и Конгресса демократов, объединяющего главным образом европейцев, был яркой демонстрацией растущего единства сил, противостоящих империалистической реакции.

Этот краткий обзор событий, происшедших за последние восемь лет в тех странах, где побывали Ганзелка и Зикмунд, показывает большую неравномерность в развитии национально-освободительного движения в Африке: одни страны уже добились независимости, в других — империалистам удалось временно задержать это движение. Но при всей этой неравномерности совершенно очевидно, что процесс распада колониальной системы, усилившийся в результате победы демократических сил во второй мировой войне, особенно в Азии захватывает и Африку. Народы Африки решительно поднимаются на борьбу за свое национальное освобождение. Империалистические державы могут еще на время задержать национально-освободительное движение, но они не в состоянии остановить его. Если XIX век был веком империалистического раздела Африки и порабощения ее народов, то XX век войдет в историю народов Африки как век их национального возрождения.

И. ПОТЕХИН

Глава I

К МАРОККАНСКИМ БЕРЕГАМ

— …Итак, до нового свидания здесь, перед автоклубом, через три года! Последние рукопожатия, последние улыбки друзей, которые собрались проводить нас и пожелать «ни пуха, ни пера».

Весна пришла в Прагу и разбросала свои серебряные визитные карточки по мостовой и по молодой листве деревьев. Лучи весеннего солнца проникли через открытый верхний люк машины, пробежали по хромированным поручням и коснулись двух тропических шлемов.

— Вспомните Прагу, когда наденете их в первый раз в Африке… Жужжит кинокамера, корреспонденты, прищурившись, прильнули к видоискателям фотоаппаратов, зажигается красный огонек на спидометре, и наша машина делает первый метр своего кругосветного пути. Тронулась и колонна машин, чтобы проводить нас до границ Большой Праги.

В лодках, стоящих на якоре под мостом Палацкого, сидят рыбаки и задумчиво смотрят на гладкую поверхность Влтавы. Дома на Смиховской набережной уже закрыли от нас панораму Градчан, сиявших в лучах утреннего солнца. Женщины с хозяйственными сумками спешат за покупками. Вагоновожатый у Ангела перевел стрелку для маршрута № 16. Зеленый свет семафора показал, что выезд из Праги открыт.

Дома встречаются реже, и шоссе у Мотола бежит вверх уже среди зеленых откосов. Зажигается стоп-сигнал на идущей впереди машине, тормоз — и колонна останавливается.

— Для нас это уже край света, дальше поезжайте одни. Улыбки, молчание, крепкие рукопожатия.

— Кланяйтесь Тобруку!

Машины удаляются. Вот они скрываются за Мотолом, и мы остаемся одни. Мимо проехал велосипедист и покосился на флажки, которые неугомонно и нетерпеливо, как символ, развевались по ветру на переднем капоте машины.

Внезапно прошла усталость от хлопот последних дней и ночей. Годы подготовки, тысячи часов, проведенных над картами мира, печатными страницами, у книжных шкафов и над чистыми листами бумаги, — все это разом вспомнилось у дорожного столба в Мотоле, который как бы ставил точку на одной главе и начинал другую.

Стройная игла пльзенского собора Святого Варфоломея вынырнула посреди Рокицанского шоссе. Показались дымящиеся фабричные трубы. Аллея черешен на Слованской улице, окутанная свежей листвой и бархатистыми нежными цветами, создавала меланхолический фон последнему расставанию.

Проезжаем Пршештице, Клатовы, предгорье Шумавы. И вот уже пограничные шлагбаумы у Железна-Руда. За ними нас ждут континенты, обозначенные на маршруте нашего путешествия вокруг света.

У окна «татры» появился светловолосый парнишка с сувенирами.

— Купите талисман на счастье, — сказал он. — Далеко ли едете?..

— Да, пожалуй, не так далеко. Из Чехословакии в Чехословакию. Паренек улыбнулся, побренчал монетами в кармане и убежал. Холодный ветер шумавских дремучих лесов взъерошил листву деревьев. Открываем деревянную коробочку с выжженными контурами смотровой вышки на Панциржи, вынимаем авторучки и записываем: «22 апреля 1947 года».

— Где-то мы отметим первую годовщину? Где следующую?.. Работник таможни поставил печати в паспортах и поднял шлагбаум, рядом с которым сиял государственный герб Чехословацкой республики. В нескольких метрах за ним на дощечке было написано: «Германия». Это первая граница.

— Счастливого пути и не забывайте родину!..

Слова вдруг застряли в горле. Лишь деревья и мысли побежали назад.

По Германии и Швейцарии

Многое изменилось в Мюнхене со времен окончания войны.

Обломки разбитого города были в большей части уже сложены в ровные штабели кирпича и груды искореженного ржавого железа. Но люди, как пещерные жители, все еще продолжали копошиться среди развалин, жалуясь, что в следующем квартале они будут получать лишь четыре килограмма хлеба в месяц. Редко что характеризует послевоенную Германию лучше, чем мюнхенские Триумфальные ворота. Некогда они были точной копией берлинских Бранденбургских ворот, но сейчас потеряли все свои монументальные украшения и стоят изуродованные, с остатками бронзовых львов и античных капителей. Однако шумная жизнь Мюнхена идет своим заведенным порядком, и громыхающий мюнхенский трамвай под покосившимися сводами этих ворот переполнен точно так же, как и его собрат на Пршикопе[1] в вечерние часы пик.