Сергей Марков - Юконский ворон

? Как Радищев пугает их всех! Но верьте мне, ? и я в это верю, ? через сто лет память об этих людях воспрянет в народе, как феникс из пепла. Не смущайтесь, ? вы, видимо, скромны, ? но через сто лет вспомнят и о вас. Найдется человек, которого встревожит ваша судьба. И он прочтет то, что вы написали, перероет архивы всяческих ведомств, шаг за шагом пройдет за вами по сумеркам девятнадцатого века, в которых лежит великая истерзанная Россия. Я не честолюбив, но я верю, что о всех нас вспомнят, в том числе и обо мне. Я наживал чахотку за этим вот столом, вы шли, открыв грудь аляскинской метели. Мы творили общее дело. Люди будущего отыщут наши могилы и украсят их цветами… Не только страницы книг, но мрамор, гранит и бронза поведают новому веку о делах и судьбах бедных, но великих детей России. На площадях будущих городов я вижу изваяния, залитые ярким солнцем, ? Пугачев, Радищев, Пестель… Я вижу Пестеля с бронзовой веревкой на шее ? живой укор прошедшему безжалостному веку. Я верю в пророчества Рейналя о веке Великих Республик.

Человек во фланелевой куртке снова закашлялся.

? Что это мы ? какой высокой материей занялись? ? сказал он, отдышавшись и как бы стыдясь своих вдохновенных слов. ? Давайте поговорим о сегодняшнем дне. Вы не из тех людей, которые наживают бобров, хотя на Аляске много их убили своей рукою. ? Он снова кинул быстрый взгляд на холодную шинель Загоскина. ? Когда вы еще определитесь по-настоящему в службу? Вам нужны средства… Пожалуйста, не отказывайтесь. Я могу частно оплатить вашу рукопись хотя бы сегодня. Вам совершенно нечего стесняться: вы получаете плату за труд, и за труд прекрасный.

Загоскин поблагодарил, но решительно отказался взять деньги.

Он думал, что возбудил в редакторе жалость к себе ? всем своим измученным видом, холодной флотской шинелью со следами снятых эполет…

? Не смею настаивать, ? промолвил редактор. ? Во всяком случае, вы должны помнить, что всегда можете получить здесь свой гонорар.

Он поднялся с места, прошел в дальний угол комнаты и возвратился со стаканом, наполненным чистой водой.

? В свинцовой пыли и духоте, ? сказал он, наклоняя прозрачный стакан над горшочком с цветком, ? живет это нежное и хрупкое создание. Оно помогает мне в работе: глядя на него, я забываю о многом. Живет, дышит, ловит каждую частицу света, которая проникает сюда. Я слышал, что Марат очень любил цветы. Пожалуйста, только не подумайте, что я сравниваю себя с Другом народа.

Загоскин смотрел на этого человека и внутренне восхищался им. Святая злоба и нежность, горькая улыбка и огромная душевная мягкость угадывались в нем. «А ведь, пожалуй, цветок переживет его», ? подумал Загоскин, видя, как человек во фланелевой куртке кутает горло в красный фуляр и заходится надрывным кашлем так, что кажется: у него вот-вот хлынет горлом кровь…

? Жаль, что ценсура, конечно, заставит выпустить это место. А хорошо бы вставить в повесть упоминание о Рылееве. Вы говорите, что он поддержал в Российско-Американской компании проект Владимира Романова ? тоже будущего декабриста ? об экспедиции вглубь материка Северной Америки и к северу ? до Гудзонова залива? Эти люди ничего не боялись. А Завалишин? Он предлагал правительству завязать торговые отношения с негритянским государством в Вест-Индии и готовился быть первым послом России у чернокожих республиканцев… Каково!

? Когда я вернулся с Юкона, усталым и больным, я просил главного правителя разрешить мне поездку в Калифорнию… Знаете, что мне сказали? Бывшему лейтенанту Загоскину нечего делать там, где еще недавно бывший мичман, а ныне ссыльно-каторжный Завалишин пытался устроить республику, которую он называл «Страной Свободы». Русскую крепость Росс на реке Славянке, что в Калифорнии, продали какому-то проходимцу, я боюсь, что со временем все продадут. Покупатели найдутся… Я счастлив был бы, если бы моя повесть хоть немного заставила задуматься над судьбой наших земель в Америке.

? Кто будет думать? Нессельроде, что ли? ? махнул рукой собеседник. ? Да он вашего Кузьму не задумается продать кому угодно ? хоть богдыхану китайскому, если захочет. Знаете, что сделал Нессельроде? Король Фердинанд Испанский, по природному тупоумию своему, просил российское правительство взять у него всю Калифорнию в обмен на несколько военных кораблей. Наши от Калифорнии отказались… Булгарин и Толстой-Американец, даже эти разбойники и христопродавцы вкупе с Вигелем не могли скрыть своего возмущения «благородным» отказом от Калифорнии… Все, все в угоду чужим королям, министрам, плантаторам. Так уж повелось. Не дали русскому человеку протянуть руку черным и желтым народам. Через сто лет разберутся во всем этом!

Загоскин взглянул на часы.

? Куда это вы торопитесь?

? У меня есть еще важное дело в Российско-Американской компании. Разрешите попрощаться…

? Заходите ко мне… Сейчас я погляжу в свои записи ? в какой книжке журнала пойдет ваша повесть… Материал уже размечен по книжкам. Так… назначено на июль. Если будете в столице раньше лета, заходите без стеснения в любое время. Скоро вы можете просмотреть корректуру сами.

Человек во фланелевой куртке поднялся с места. Солнечный луч, пронизанный голубоватой свинцовой пылью, упал на него. Он стоял в этом луче ? порывистый, оглядывающий как бы весь мир большими и скорбными глазами.

? В дебрях российских ? во всех Рязанях, Пензах, Калугах ? зреет зерно будущего века Великих Республик. Любите народ, присматривайтесь к нему. Пока это скованный Прометей. Он гнет спину над чужим посевом, тащит лямку бурлака, долбит нерчинскую руду и забывается в прекрасных и грустных песнях. Но придет время, и народ наш пойдет впереди народов всего мира.

А мы ? смертью, гибелью в петле оплачиваем судьбе кабальный вексель на бессмертие народа, ибо мы ? его часть…

Вы говорили об архивах… Ломоносов думал об этом также… Бесценные свидетельства о великой славе отчизны и народа скрыты в темных недрах, и чиновники, как сказочные драконы, стерегут эти сокровища. Да хоть бы берегли! А главное, что мы не знаем зачастую даже приближенно содержание архивов. Может быть, лет через сто мы утвердим свое право на гордость родной историей, осуществим мечты наших предков. А ведь они мечтали о многом. И не только мечтали, но и свершали. Но где планы зодчих, карты путешественников, чертежи механиков, дневники мореходов?

В глубоком раздумье шел Загоскин по улицам столицы и не заметил, как поравнялся с большим домом, фасад которого был украшен лепным двуглавым орлом. Он невольно остановился у окон нижнего этажа, прикрытых темной литой решеткой. На чугунных цветах и стеблях лежал неровный снег. Здесь жил когда-то Рылеев!