Отто Коцебу - Путешествия вокруг света

Ознакомительный фрагмент

21 августа. Вчера велел я сделать все приготовления к поездке, которую вознамерился предпринять для осмотра бухты и для выяснения ее протяженности на W. Но утром погода была весьма дурная, а когда около полудня прояснилось, то нас посетили на шести байдарах жители деревни Нунягмо (к которой приставал некогда Кук) со своими женами. Прежде чем пристать к кораблю, они несколько раз медленно объехали вокруг него, распевая песни; на каждой байдаре один из чукчей бил в бубен, а другой плясал под эту музыку, делая смешные движения руками и всем телом. Наконец, они все взошли на корабль (исключая женщин, из которых только одна взошла на шканцы и была зарисована). Не обнаруживая ни малейшей недоверчивости, они обнимали матросов и с ними пели и плясали; я велел поднести им по чарке водки, которая еще более увеличила и без того уже веселое расположение духа чукчей. Один из них имел совершенно русское лицо, и некоторые из нас были того мнения, что он действительно русский, но не хотел только в том открыться; он отличался от прочих большой бородой, которую, однако, без всякой боязни дал обрить одному матросу. Я объявил гостям желание видеть на берегу их пляски, поскольку на корабле из-за тесноты это было неудобно; чукчи оставили «Рюрик» с радостными криками, чтобы сделать на берегу нужные приготовления. Я должен здесь заметить, что чукчи и американцы, которых мы видели, отличаются от всех прочих северных народов постоянно веселым расположением духа.

В 3 часа пополудни, вооружась как следует, мы на трех гребных судах отправились к берегу. Жители деревни Нунягмо расположились на низменном месте недалеко от шалаша вышеупомянутого старца; их байдары были вытащены на берег и поставлены в одну линию, так что могли служить некоторой обороной против какого-либо нападения; за этой же линией расположено было их оружие в наилучшем порядке. Вероятно, у них эта предосторожность взята за правило из-за непрестанной войны, которую они ведут как между собой, так и с американцами. Они вышли навстречу нам и просили сесть на звериные кожи, разостланные напротив байдар; перед началом плясок я одарил женщин иголками и бисером, а мужчин листовым табаком. Затем был открыт бал танцем соло: старая, неопрятная и до крайности безобразная женщина выступила на сцену; не сходя с места, она делала самые странные и утомительные телодвижения, ворочала глазами и была столь искусна в кривляньях, что рассмешила всех зрителей. Музыка состояла из бубнов и многоголосного пения, которое, однако, для европейского уха не могло быть приятно. Потом поодиночке выступало несколько мужчин и женщин, но никто не мог достигнуть до совершенства старухи. В заключение было показано зрелище иного рода:

12 женщин, сев одна подле другой в полукруг, спинами внутрь, пели и старались движениями рук и тела выразить содержание песни. По окончании этого увеселения отправились мы на корабль.

22 августа в 8 часов утра мы оставили при ясной погоде и умеренном SO ветре «Рюрик» и, пройдя на баркасе и байдаре 12½ миль, около полудня достигли находящегося на южном берегу залива Св. Лаврентия мыса, у которого оканчивается опись вице-адмирала Сарычева. Здесь я решил остановиться для определения полуденной высоты солнца и нескольких углов.

Мы нашли широту 65°43′11″ с. Склонение же компаса было 23° О. На мысе мы увидели нескольких людей, которые собрались было обратиться в бегство; мы поспешили остановить их несколькими подарками, а они, к нашему удовольствию, отдарили нас 16 дикими гусями и двумя тюленями. Мы не теряли ни одной минуты. Каждый матрос сделался поваром, и пяти гусей было достаточно, чтобы нас насытить; остальные оставлены для товарищей на «Рюрике». Берега этого залива не заселены, но посещаются чукчами для звериной ловли. Казалось, что гуси пойманы были силками, а тюлени убиты из лука. Эти добрые люди, осмотрев нас и удовлетворив тем свое любопытство, продолжали путь на восток к входу в залив.

Оружие народов, живущих у Берингова пролива

Рисунок художника Л. Хориса

Мы, подкрепив силы хорошим обедом, предприняли дальнейшее плавание к NW, куда залив простирался между высокими цепями гор. Поскольку наши суда были нагружены, мы не могли поместить в них тюленей и оставили их на берегу до возвращения. Пройдя 3 мили, мы достигли двух высоких и утесистых островов, обитаемых одними морскими птицами. Лежавший на востоке остров, имевший около 3 миль в окружности, я назвал о. Храмченко, по имени моего старшего штурмана, а меньший, находившийся на западе, — о. Петрова, по имени второго штурмана. До этого места было более 20 саженей глубины, а между островами только 12 саженей. Когда же мы прошли мимо островов, то глубина постепенно уменьшалась до 8 саженей, грунт повсюду ил; здесь вода совершенно спокойная, и корабли могут стоять около самого берега, что бывает весьма выгодно в случае каких-либо починок; здесь никакой шторм не может вредить кораблям. Пройдя с полудня 7½ миль, мы достигли конца залива, замыкавшегося округлой мелкой бухтой, имеющей 4 мили в окружности; две небольшие речки самой чистой воды (их источники, истоки находятся в вершинах цепи гор) низвергаются через несколько порогов и впадают в эту бухту. Из-за мелководья мы привалили к берегу у входа в бухту близ южного мыса, где я решил переночевать. Солнце было еще довольно высоко, естествоиспытатели воспользовались этим временем для прогулки по берегу, а я сопровождал их; вид этой страны еще печальнее, нежели в Беринговом проливе, хотя этот последний лежит далее к северу. Мы видели несколько плохих ив, кое-где низенькое растение, изредка цветок, и все это было окружено высокими, с покрытыми снегом вершинами, горами, круто поднимающимися из воды. Скалы состоят из выветрившегося гранита. На песчаном берегу приметил я свежие следы необычайно большого медведя.

23 августа в 5 часов утра мы оставили место ночлега при весьма хорошей погоде и попутном ветре, но были принуждены оставить наших тюленей, которые, вероятно, достались в добычу хищным зверям и птицам. Чукчи, убившие кита и вытащившие его на песчаный остров, занимались разрезыванием его; они уделили нам несколько китового жира и не могли понять, как мы гнушались такой лакомой пищей.

Прибыв в 11 часов на «Рюрик», я получил через нарочного известие от нашего старого друга о пригоне четырех живых и привозе трех убитых оленей; он велел просить меня принять их в подарок от него и его подчиненных и для этого приехать к нему на берег.

Отправясь туда вскоре после обеда, мы еще застали там жителей деревни Нунягмо, так же как и старика, привезенного туда на санях, и всех его сопровождающих. Сперва мне отдали убитых, а потом живых красивых и резвых оленей, которые, водимые на длинных ремнях, высокими прыжками сшибали с ног своих вожатых; они сделались еще резвее, когда почуяли, что нечто чуждое их окружает, и нам следовало быть очень осторожными, чтобы избегать ударов их рогов, которыми они сильно бодались. Старик спросил меня, не лучше ли их убить; едва я согласился, как все четыре оленя в одно мгновение пали мертвые на землю по первому удару их хозяев, попавшему прямо в сердце. Я старался доказать мою благодарность разными подарками и оставил как старика, так и его подчиненных весьма довольными моей щедростью.