Лариса Васильева - Альбион и тайна времени

Я всегда думаю, проходя контроль, что бомба с успехом может быть пронесена под полою пальто, ведь входящих не ощупывают, внутри пальто под мышкою и даже просто завернутая в газету — контроль осматривает только сумочки, сумки, портфели. Но то-то и оно-то, ведь это Лондон и англичане. Если они видят, что чего-то нельзя делать там-то, они не станут пытаться обмануть стражей порядка. Им легче поискать места, где можно сделать то, что им нужно, где, конечно, не разрешено, однако и запрещающего контроля нет.

Поступая так, они всем своим поведением обязывают тех, кто не является англичанами, кто, однако, живет в стране, следовать их правилу. Они не заставляют, не требуют, а мобилизуют собственным примером, исполненным истой чисто показной вежливости. К примеру: стоит контроль при входе, — значит, бомбу проносить не следует; хотя и пронести под полою ее ничего не стоит. Лучше взорвать голубушку там, где сегодня нет контроля. Во всяком случае, статистика говорит, что бомбы последних лет в Англии никогда не взрывались там, где был входной контроль.

Еще одна, чисто британская черта: в помещении, где был взрыв, а взрывы последних лет явления чисто демонстративного порядка, — тут же устанавливается контроль, и его не снимают довольно долго. Статистика говорит также, что ни разу взрыва не было дважды в одном месте. Статистика статистикой, а свои порядки — порядками.

Итак, благополучно минуя стражей, вы оказываетесь в просторном, всегда прохладном мраморном холле Британского музея. Прямо перед вами вход в библиотеку.

Стать постоянным читателем этого гигантского кладезя мудрости сейчас очень трудно: так велик наплыв желающих, что администрации приходится всеми возможными путями сдерживать его. Для получения туда билета вам необходимо сообщить темы, над которыми вы работаете, ваш общественный статус, а также предъявить рекомендацию учреждения или достаточно высокого лица, знающего вас по службе. После этого где-то на административных верхах будет вынесено решение, и в положительном варианте вам выдадут билет, который нужно продлевать ежегодно. Если вы покидаете Англию, билет необходимо вернуть в администрацию, где он будет благополучно лежать до того самого дня, пока вы снова не приедете в Лондон и вам не понадобится прийти в библиотеку.

Таким образом — вы читатель навечный. Могу представить себе, какие имена значатся на карточках библиотеки, сданных по отъезде из Англии, — все билеты хранятся здесь со дня основания Британской библиотеки. Достаточно сказать, что в свое время здесь работал великий Ленин.

При входе в главный читальный зал — еще один контроль: проверка читательских билетов, тут же при выходе проверяется сумочка уже на предмет воровства, что в отличие от бомбы случается в библиотеке довольно часто. Основной принцип, который я порой возвожу едва ли не в национальный характер: коли контроль, проносить нельзя, книжными ворами нарушается непременно: книги уносятся из библиотеки под полою и под мышкою, особенно страдают от воровства справочные отделы — справочная литература стоит в огромном круглом зале по стенам, и ее можно взять без всяких карточек и запросов.

Здесь в круглом зале, от входа направо третий ряд, стол под номером Н-3 я выбрала себе для занятий. Приходя к открытию, я всегда находила этот стол свободным, а за столом Н-4 всегда уже сидела белокурая девушка с длинными волосами в линялых джинсах и неприметном свитерке. Так я познакомилась с Пегги Грант.

Собственно говоря, познакомились мы не сразу. Месяца два сидели молча рядом. Иногда к ней подходил высокий, очень худой юноша, и они ненадолго исчезали — шли пить кофе. В этой библиотеке заказанные книги служащие разносят по местам сами. Если вас нет, они просто оставляют стопку перед вашим местом. Когда я однажды, отлучившись выпить кофе, вернулась, то увидела, что мои книги «пришли», а соседка углубилась в чтение заказанной мною книги Рональда Хайли «Цари», большого богато иллюстрированного справочного тома о династии Романовых.

— Простите, — смутилась она, возвращая мне книгу, — я вначале думала, что это мои книги, открыла первую — и так интересно. Какие гравюры!

Мы разговаривали с ней шепотом, но в тишине зала этот шепот был слышен и мешал. На нас оглядывались. Ближайший сосед смерил презрительным взором. Однако никто ничего не сказал, никто не сделал замечания. Тоже — чисто английское дело. Помню, магазин, торгующий старыми книгами, объявил «сейл» — распродажу по сильно сниженным ценам. Я примчалась к открытию — у дверей уже стоял такой хвост, словно «давали тюль в ГУМе». Обойдя очередь, я поняла, что мне ничего сегодня не светит — самое интересное, объявленное в газетах расхватают в первый момент. И тогда я пошла на поступок, который не осмеливалась совершать дома, в России, где к нему отнеслись бы резко отрицательно и просто не дали бы мне совершить. Но все же дома есть дома, там все проще и естественней, чем в гостях. Когда секунда в секунду в девять часов утра открылись двери магазина, я решительно прошла вместе с тем, кто стоял впереди. Никто не закричал. Никто меня не остановил. Никто не закричал: «Куда лезешь без очереди! Безобразие! Тут старые люди с семи часов стоят, а она явилась! Нахалка! Не пускайте ее!»

Никто как будто не заметил моего поступка. Я, конечно, не смотрела в тот момент на липа, но уже в магазине перехватила один презрительный стариковский взгляд. Все, я знала, все очень сурово в душе осудили меня. Все вынесли приговор. И все оставили мой поступок на моей совести. Если мне не стыдно было так поступить, о чем можно говорить?!

Так и в библиотеке. Боясь суровых взглядов, я прошептала Пегги:

— Пойдемте пить кофе.

С этого дня началась наша дружба с Пегги. Если я когда-нибудь буду скучать об Англии, а, наверное, такое случится, если я когда-нибудь буду вспоминать о ней — ведь здесь прошло несколько лет моей жизни — одним из самых дорогих воспоминаний будет Пегги, не только потому, что она была здесь близким человеком и на многое открыла мне глаза, многое показала и объяснила, многое помогла понять. В ней для меня воплотилось все лучшее, что есть в этом народе, хотя именно она, по-моему, была типичным исключением из английских правил, как известно, подтверждающим правило. Она уехала из родительского дома в восемнадцать лет. Когда она объявила отцу, что ей нужно сообщить им с матерью нечто важное, отец пригласил ее в гостиную на беседу. Выслушав, что ей бы хотелось поступить в школу искусств — она рисовала с детства, а для этого намерена навсегда покинуть живописные края Ланкашира, отец посмотрел на мать, та кивнула, и, получив одобрение, он сказал: