Юрий Аракчеев - Зажечь свечу

Когда сели в машину, он нарочно разговорился с Бахметьевым и нарочно на тему об автомобильных моторах, знал, что к чему, видел, как начальник СУ к своей машине относится, как водит умело. А когда приехали в дом отдыха, он вовсе не стал любоваться красотами. Дома, конечно, красиво выстроены, ничего не скажешь, но ведь не в этом дело, не в красоте! И пока этот замухрышка Нефедов уши развесил, он, Петр Евдокимович, во все глаза смотрел — вроде бы тоже любовался и начальнику СУ поддакивал. Но не красоту смотрел он, а по существу, в корень.

И углядел.

Газон вдоль этого самого красивого главного здания ниже нормы настелен — раз. Конечно, нелегко было это заметить, опытный глаз нужен: ведь на газоне трава растет, и не увидишь сразу, как там насчет уровня-то. Но Петр Евдокимович понимал, что к чему. Деревья, которыми так Михаил Спиридонович хвастался, от кольев кое-где поотвязались, а это ведь тоже: ну, как ураган какой или метель зимой… Два. Газон местами плохо прополот, а у подсобного корпуса и вовсе никуда не годится — сплошные сорняки. Три.

И ведь это — показательный объект, вот что важно.

И понял Петр Евдокимович, что первый козырь — пусть маленький — у него на руках есть.

Результативным оказалось и инкогнито Пети. Он ведь насчет торфа правильно подметил и фамилию одной из рабочих узнал — Кузьмичева (когда рядом стоял и на их работу смотрел, вдруг издалека крикнул кто-то: «Кузьмичева! Катя! Иди сюда, что сказать надо!..» — и одна откликнулась). Но это не все. Когда второе здание вокруг обходил, увидел кучу молодых деревьев, саженцев. Лежали они как попало, кучей, корнями вверх — не первый день, видно, лежали, потому что корни уж начисто высохли. Вряд ли теперь приживутся эти деревца, а если и приживутся, то все равно, конечно, это не дело так обращаться с ними. И конечно же в любом случае это был факт номер два. Для чего, собственно, Петю сюда и послали. «Как-то там у стариков дела?» — подумал он бодро и решил, что можно теперь и в управление ехать. Только подойти осторожно, чтобы инкогнито свое не раскрывать. Может быть, позвонить лучше?

А у тех из «стариков», что остались в бухгалтерии, дела, в общем, тоже были неплохи. Не то чтобы они уже обнаружили злостные нарушения и вывели этого бухгалтера на чистую воду, а все же кое-что наметилось. Наметилась, во-первых, какая-то предвзятость бухгалтера в премировании — раз.

Пока еще трудно было утверждать с уверенностью, но что-то слишком много получал премий начальник СУ, да и сам Соломон Иванович Барнгольц не был так чтобы уж обделен. Он и еще один человек — Нечаева Г. А., главный инженер. Но это бы ладно, это еще не уголовное преступление. Хуже для бухгалтерии было то, что план за третий и второй кварталы прошлого, а также за первый нынешнего года были, судя по одним документам, выполнены, а судя по другим — не выполнены. Однако прогрессивка для руководства выплачивалась во всех случаях аккуратно. Что-то тут было явно не то, и Степан Евгеньевич Сыпчук, угрюмый, сутулый Сыпчук с двадцатидевятилетним бухгалтерским стажем, начал наидетальнейшую проверку.

И как на иголках сидел, подсовывая ему документы, Соломон Иванович Барнгольц и чувствовал, что на сей раз опять уготовано ему падение после взлета… Ах, Миша, Михаил Спиридонович, что же ты раньше-то ничего не узнал, ведь все бы по-хорошему было…

Но не слышал Михаил Спиридонович мыслей своего бухгалтера Соломона Ивановича, своего министра финансов, своего главного референта-советчика. Мило беседовал он с Петром Евдокимовичем Нестеренко, Львом Борисовичем Гецем и Нефедовым, и, хоть скребли у него на душе кошки, думал он, что ему удалось расположить к себе этих троих, самых главных. Думал. И ошибался.

Поддался Нефедов на психологическую приманку, понравился ему объект, показанный Михаилом Спиридоновичем, принял он это за чистую монету, поверил, что в этой красоте — большая доля заслуг его, Михаила Спиридоновича, начальника СУ, но вот Петр Евдокимович даже на этом, лучшем объекте Бахметьева, образцово-показательном, сумел сделать себе отметку.

А то ли еще будет?

ГЛАВА V

Уже к вечеру первого дня весть о комиссии разлетелась по участкам и прорабствам Управления по озеленению.

И, конечно, люди управления тоже по-разному встретили эту весть.

Главный инженер Галина Аркадьевна Нечаева, молодая женщина тридцати одного года, подвижная кареглазая блондинка, вдруг испугалась. Вдруг — потому что пугаться ей, как она думала, вовсе нечего, она вся на виду, и работу ее хорошо знают, а потому есть ли комиссия, нет ли — ей все равно. Конечно, она понимала, что есть в СУ кое-какие неувязки: страдает иногда качество, нарушают технологию на отдельных участках, не всегда правильно распределяют премии и жилье, но ведь где таких нарушений нет?

И все же, когда Уманский, начальник второго участка, позвонил ей на объект и сказал, она вдруг почувствовала себя не в своей тарелке.

— Спасибо, что сказали, — преувеличенно вежливо поблагодарила она Уманского. Она не любила его, всегда чересчур вежливого, внимательного, лощеного и противного.

…Да, она знала, конечно, о слухах, которые ползли по управлению, собственно, и немудрено, она ведь вовсе и не скрывалась, и вообще-то плевать она хотела на всякие разговоры, и ведь не будет же комиссия копаться в ее личной жизни.

И все же… С чего это вдруг комиссия? Зачем? Ведь их управление лучшее в городе, они получили знамя, они из квартала в квартал перевыполняют план, они…

…Да, конечно, она слишком молода для своего поста, и опыт у нее слишком мал, но ведь она действительно старается, она ведь тоже добивалась кое-чего. Конечно, злые языки сколько угодно могут намекать на ее отношения с Бахметьевым, но какое это, собственно, имеет отношение к делу?.. Кто-то сказал ей, что она бюллетенит слишком часто, — кто-то из рабочих упрекнул, — но разве можно упрекать за это? Она ведь и сама знает, но разве она виновата, что у нее так плохо с горлом?.. Зато ведь она так задерживается на работе, не жалеет себя, вот и эта «группа науки» — тоже ведь ее инициатива, они поставят все на научную основу…

Нет, не стоило ей беспокоиться. Разве что за Михаила Спиридоновича? За него-то уж тем более не стоит — он сильный, он выдержит все…

А сердечко ее все-таки тук да тук…

Заместитель начальника управления Илларион Генрихович Лисняк, узнав о комиссии, очень забеспокоился. Он знал все и понял, что прислали комиссию неспроста. Надо было бы, конечно, выяснить, что у них на уме, что они, собственно, желают установить. Но с чего начать? Что сделать сейчас, сегодня? Он заглянул к Омельченко и Фомушкину, предупредил их, обзвонил начальников участков, кого смог застать, — надо ж ведь, совсем без предупреждения нагрянули, что за порядки? — дал знать кое-каким прорабам. Но он отлично понимал, что ничего стоящего сейчас уже сделать нельзя.