Михаил Скороходов - Путешествие на "Щелье"

— На том холме у них была церковь, — услышал я голос Буторина.

У меня вдруг возникло ощущение, что я уже был здесь когда–то, видел все это… Вспомнил! Однажды ночью мне привиделся другой Разломанный город, я описал его в стихотворении «Азорида».

Лучи зари ласкают Азориду.

Поют сады. Горят вершины гор.

Громады скал оранжевых дымятся,

Струится пар по колоннадам храмов,

И светятся, покрытые росою,

Серебряные статуи богов.

И поднялось приветливое солнце.

А в вышине, над горными хребтами,

Что обступили город с трех сторон,

Встают, клубясь, меняя очертанья,

Столбы багрово–пепельного дыма…

Как лилия священная, светла

Прекрасная столица Атлантиды,

Прильнувшая к груди могучей моря.

Из дальних стран по двадцати дорогам

Приходят в Азориду корабли,

Нагруженные золотом, плодами,

Вином душистым и слоновой костью.

Резвятся дети у прибрежных пальм,

Девичий смех в купальнях не смолкает.

Живет и веселится Азорида,

И счастливы беспечные атланты…

А в небе, как гигантские грибы,

Повисли клубы пепельного дыма.

Пусть разберутся мудрые жрецы

В загадочном явлении природы

И в новом храме в жертву принесут

Богам всесильным тучного быка,

Чтоб гнев их не коснулся Азориды.

А старец с длинной белой бородой,

Что мнит себя пророком, пусть умолкнет!

Невнятна речь его, глаза безумны,

Он ползает по каменным террасам,

Выслушивая землю, как больную,

И говорит, что огненные змеи

Плодятся в недрах, прогрызают твердь,

Стремясь наружу. Боги благосклонны,

Жрецы владеют тайной заклинаний,

И пусть безумец не мутит народ

Зловещей речью…

Если б знать атлантам,

Какой бедой грозил им странный дым!

И наступила бедственная ночь.

Вдруг охватили судороги землю.

Упали скалы. В недрах грянул гром.

Горячий вихрь, людей сбивая с ног.

Ворвался в город. И разверзлась пропасть,

На дне ее клубился красный воздух.

Шипя, взлетели огненные змеи

Над Азоридой. Люди онемели,

От ужаса забыв родной язык.

И заглушая жалкий крик детей.

Гремело небо. И восстало море.

Гремящий вал по каменным ступеням

Взлетел и тяжко рухнул на дома.

Бежали в горы многие, но гибли

Под огненным и каменным дождем.

И хохотал, вздымая руки к небу,

Старик безумный. Море поглотило

Все что осталось. И роптали волны

Под небосводом черным и немым.

И долго света не было. И день

Не наступал… Ах, если б знать атлантам,

Какой бедой грозил им странный дым!

Подбросив дров в костер, я задремал. Буторин спустился к реке, но вскоре вернулся и всех всполошил:

— Глядите, други мои, что я нашел!

На его ладони мы увидели позолоченные светом костра металлические предметы: крест, наконечник стрелы, два ржавых гвоздя. И началась «мангазейская лихорадка»!

Вооружившись палками, мы стали копаться в песке и гальке под обрывом. Все находки сделали в одном месте — на узкой прибрежной полосе. Длина ее — метров сто. Нам посчастливилось: видимо, весенним ледоходом сдернуло слой песка, земли на этом участке, и «сокровища» оказались на поверхности. Златокипящий берег дарил нам кольца и перстни, нательные кресты, серьги, наконечники стрел, множество предметов, назначение которых мы не могли определить.

Эвелина Коробова нашла первую серебряную монетку. Она была овальной формы, на одной стороне — рельефное изображение всадника с копьем, на другой

— полустертые старославянские буквы.

За несколько часов упорных вдохновенных поисков мы стали обладателями целой груды «сокровищ». Среди находок — 26 монет, из них две иностранные. На некоторых отчетливо были видны имена великих русских князей и царей XVI–XVII веков: Ивана III, Ивана Грозного, Михаила Федоровича. На одной монете

— сразу два имени: Дмитрий и Михаил (имена экипажа «Щельи»!). Иностранные монеты или медали были медные, тонкие, с латинскими надписями. Я нашел ржавый зазубренный нож и выкопал им колокольчик, небольшую металлическую печать, крестик, несколько рыболовных крючков, медное кольцо с непонятными знаками, часть цепочки, обломок гарпуна, наконечник стрелы, десять монет. Раскиданные по берегу неинтересные находки (гвозди и прочий металлолом, несколько сот предметов) я собрал в одну кучу, половину завернул в тряпку и погрузил на «Щелью», а то, что осталось, разложил на плоском камне, на видном месте — в подарок юным следопытам, которые, как я думал, вскоре после нас явятся сюда.

Наконец, «старатели» собрались на обед у костра. Выяснилось, что монеты нашли не все. Я выделил по одной монете из своей «серебряной казны». После обеда бродили по окрестностям Мангазеи. Буторин в это время подыскал на берегу мореное бревно лиственницы для памятного знака. Вечером мы вкопали его в землю рядом с развалинами на небольшом холме. Вырезали надпись:

«ЩЕЛЬЯ»

из Архангельска

19–20/VIII/67

Утром 21 августа за корреспондентами пришел теплоход. Вместе с ним от мангазейского берега отчалила и «Щелья».

В вершину памятного столба Буторин вколотил пилу, сбоку вонзил топор. Этот своеобразный маяк хорошо виден с реки.

3

Снова мы в Тазовском. Я дал почитать Буторину продолжение своих путевых заметок с описанием нашего спора — идти или не идти в Мангазею. Мне было интересно, что он скажет.

Прочитав заметки, Буторин промолчал. А вечером, во время прощального ужина, он так объяснил корреспондентам свое поведение в Сеяхе:

— Я не хотел идти в Мангазею, но очень доволен, что побывал там. У меня план был другой — дойти до Диксона и отправиться дальше на восток. Но в Сеяхе я подумал: у нас нет карт, моторы ненадежные, — и решил идти в Мангазею. О своем плане я не говорил никому, даже своему другу Михаилу Евгеньевичу. Все получилось к лучшему, я очень рад…

«Может быть, и так, — подумал я, слушая Бутори–на, — но не надо было ничего от меня скрывать».

Корреспонденты разлетались кто куда, а мы задержались на несколько дней, ремонтировали с помощью местных механиков моторы. С подвесным ничего не смогли сделать, он фыркал, но упорно не заводился. Многострадальный «Л-12» сняли со «Щельи» и перенесли в мастерскую рыбокомбината, чтобы заменить кое–какие детали.

Из «Литературной газеты» сообщили, что Награ–льян вернулся, готовит фоторепортаж.

«Подтверждаем приглашение вас в Москву непосредственно с Диксона, — говорилось в телеграмме. — «Щелью» отправите лесовозом, идущим в Архангельск. В Москве пробудете недолго, сможете догнать судно. Все расходы берем на себя. Сообщите предполагаемую дату прибытия на Диксон».