Александр Иванченко - Повести студеного юга

Для надзора за своим добром Салвесен в Грютвикене никого не оставлял, но, покидая остров, приказал воздвигнуть на самом видном месте капитальную мачту для английского государственного флага. Расчетливый миллиардер рассудил правильно: построить какой угодно флагшток дешевле, чем охранять добро, которым, может быть, больше и не воспользуешься. Он сделал жест «бескорыстного патриота», и все заботы по содержанию Грютвикена правительству Великобритании пришлось взять на себя. Государственный флаг требует государственной опеки. С этой целью после ухода Салвесена в Грютвикен была направлена специальная администрация во главе с губернатором и штатом государственных служащих. Делать им тут особенно нечего, и все они, как, вероятно, и предполагал Салвесен, невольно превратились в сторожей его имущества. Правда, уже после Салвесена в Грютвикене была создана метеорологическая станция, которая, в свою очередь, сделала необходимыми дизельную электростанцию и радиоцентр. Но нужды в метеосводках Грютвикена нет никакой. Точно такие же прогнозы погоды на пятидесятые южные широты Атлантики регулярно дают метеорологи Фолклендских островов и Кергелена. Но что еще придумаешь для Грютвикена? Все-таки какая-то деятельность. Есть не только государственные служащие, но и просто служащие. И даже несколько человек рабочих. Уж очень странно выглядел бы губернатор, имеющий в подчинении лишь собственную канцелярию. Тем более губернатор, управляющий одной из заморских территорий Великой Британии!

Глядя на англичан, свою администрацию в Грютвикен прислали и норвежцы. Заниматься китобойным промыслом у берегов Южной Георгии они тоже перестали, но срок концессии, когда-то купленной у Салвесена, не истек, поэтому, стало быть, нужно присутствовать. И все должно быть солидно, по крайней мере не менее солидно, чем у соседей. Губернатор, канцелярия, портовая служба, контора китоловной станции… Да, китов теперь не добывают, но станция-то в порядке…

Нашим визитом в Грютвикене были потрясены. Каким ветром, откуда, почему? Иностранные корабли у Южной Георгии давно не бывали. Раз в полгода приходит лишь судно из Англии и один корабль в году — из Норвегии.

Английский губернатор решил, что мы зашли к ним бункероваться и, едва поднявшись на борт, начал извиняться.

— Простите, но запасы горючего у нас весьма ограничены. Мы можем снабдить вас только хорошей питьевой водой и, если у вас плохо с едой, продать небольшое количество продовольствия.

— Благодарим вас, сэр, — сказал наш капитан. — Бункером и продовольствием мы вполне обеспечены. Если позволите, нам хотелось бы немного побродить по твердой земле, мы слишком долго болтались в морях.

— О, пожалуйста! Наши горы из чистого базальта.

Поджарый, длинный, остролицый, с буровато-рыжими, густо запорошенными сединой бакенбардами, он явился на ободранное антарктическими штормами научно-промысловое судно, как на Лондонскую биржу, — с тростью, в котелке и черном тонкосуконном пальто с узким шалевым воротником из поблескивающей крашеной куницы. Этакий преуспевающий, официально торжественный британский буржуа второй четверти двадцатого века. Первое впечатление, однако, при ближайшем знакомстве быстро меняется на более приятное. У губернатора, оказывается, очень подвижное, веселое лицо, официальное выражение которому никак не идет.

Несмотря на седые, словно наклеенные, бакенбарды, оно скорее напоминает лицо озорного мальчишки. Щедро рассыпанные по скулам крупные золотистые рябинки и необыкновенно яркие, лазурной голубизны, глаза, прищуренные вроде бы в пытливом внимании и вместе с тем как бы перед хитро задуманной проказой: вот-вот натворит что-то. И нос смешной — тонкий, прямой, почти классический, но на кончике — будто нашлепка кругленькая, усеянная мелкими-мелкими золотинками.

Смеется, не заботясь о солидности, громко, заливисто, и весь в каком-то нетерпеливом, радостном возбуждении.

— Все кричат: «Корабль! Корабль!» А я смотрю в бинокль — на пиратов не похоже. А кто? Солнце глаза слепит…

Приглашать, как в таких случаях принято у моряков, столь высокого гостя на банальную рюмку коньяка было неловко. Держится просто, по-свойски, и с виду располагает мужик, а там черт его знает. Губернатор! Для такой персоны банкет положено устраивать… Капитан помялся, пооглядывался в невольных поисках поддержки, потом все-таки отважился. И… вздохнул с плохо скрытым облегчением: гость согласился с удовольствием.

— О, вэри вэл! Коньяк — армянский?

— Слышь? — толкнул меня локтем старпом. — Разбирается, армянский!

— По-твоему, он век тут торчит? Дикий абориген?

— Ага, губа — не дура.

— Точно, — сказал кто-то сзади. — Спиртягой не заманишь!

— Ну да, они даже виски водой разбавляют. Нутро не приспособлено.

— Тише вы, спиртяжники!

Слава богу, англичанин, кажется, ничего не слышал. Впрочем, русского языка он все равно не понимал.

После традиционного обмена тостами и общепринятых любезностей разговор зашел, естественно, о житье-бытье на Южной Георгии. Губернатор моих ожиданий не обманул, был словоохотлив и, отвечая на наши вопросы, предписанную его рангу учтиво-холодную дипломатичность явно игнорировал.

— Если я скажу, что этот стол маленький, это будет неправда, не так ли? И все же моим длинным ногам под ним тесновато. Я думаю, наша жизнь в Грютвикене — нечто в этом роде.

— На Южной Георгии — тесно?

— Разве моряк в океане, где столько простора, и испытывает что-то похожее на тесноту? Глазам просторно, и палуба как будто достаточно велика, но… Тесно, черт возьми! Вы не согласны?

— Тоска иногда давит.

— Да, но не всякая тоска создает ощущение тесноты. Я говорю о постоянном общении с одними и теми же людьми. Когда все обо всех знаешь и заранее предвидишь, кто тебе что скажет, это так же ненормально, как длина моих ног по сравнению с этим столом.

Он говорил с веселой непринужденностью и на человека, страдающего от недостатка общения, мало походил.

— По-моему, вы ничуть не унываете, — сказал я.

Губернатор гордо запрокинул голову:

— О, я шотландец по духу и плоти! Мы умеем держать себя в седле. У меня прекрасная оранжерея, я выращиваю цветы. Представьте, это чертовски увлекает. Затем… — Неожиданно смутился, словно на полном разбеге вдруг споткнулся. Но мы, как истинные джентльмены, на минутное замешательство гостя, конечно, не обратили внимания. Он стыдливо, совсем не по-губернаторски улыбнулся: — Затем, пытаюсь рифмовать… Так, для гимнастики извилин. Читать хорошо, когда мозг переполнен впечатлениями от встреч с людьми. Тогда с книгой отдыхаешь и немножко думаешь. Увы, новые впечатления в нашем положении — самый дефицитный товар.