Ибн Баттута - Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий

Когда Турки, сопровождавшие нашу Султаншу, увидели, что она явно исповедует Веру отцов своих, и желает остаться с родителем надолго, то просила позволения ехать восвояси, что им и было позволено. Султанша всех одарила и снабдила стражею для проезда. Мне вручили от нее 300 динаров и 2,000 диргамов монетою, шерстяное и бумажное платья и несколько коней от ее родителя. Я возвратился в Матули, где ждали меня товарищи, и где была моя повозка, пробывши в Константинополе месяц и шесть дней. Мы ехали в повозках до самой Астрахани, где оставил я Султана Мугаммеда-Узбека-Хана. Но он уже переселился тогда в эль-Сарай куда я и отправился. Когда меня представили к нему, он расспрашивал о бытности моей в Константинополе и Императоре, и велел мне возвратить все мои дорожные издержки; таков у него обычай. Эль-Сарай город прекрасный и весьма огромный. Главою ученых считается здесь ученый имам Ноэман-Оддин эль-Ховарезми; я видел его. Он весьма добр, гордо обходится с Султаном, но смиренно с простыми людьми. Султан посещает его каждую пятницу, садится перед ним и весьма его ласкает, но имам никогда не изменяет с ним сурового обхождения.

Отсюда поехал я в Ховарезм, через степь, простирающуюся на сорок дней пути, где весьма мало воды и травы. Тут ездят в повозках, запряженных верблюдами. Через десять дней прибыли мы в Сарайчик (Sarai Juk), лежащий на острове большой реки, именуемой Улу-су (великая река). Здесь мост в роде багдадского. После поспешной трехдневной езды отсюда, достиг я Ховарезма, обширного и многолюдного турецкого города, подвластного Султану Узбеку, именем коего управляет в нем эмир. Жители весьма ласковы к чужеземцам, набожны и щедры на подаяние в мечети.

За сим городом течет Гигон, одна из четырех райских рек. Подобно Этелю, она замерзает месяцев на пять, и тогда по ней ездят и ходят. Здесь гробница шейха Наим-Оддина Великого, знаменитого святого (она устроена в прежней келье его), и ученого мужа Джар-Ахла эль-Замахшари (Замахшар местечко, в четырех днях пути от Ховарезма). Главная секта здесь Кадариты, но они скрывают свою ересь, ибо Султан Узбек Сунни.

Есть в Ховарезме дыни, с которыми, кроме бухарских, никакие не сравнятся; они лучше испаганских; корни у них зеленые, а внутренность красная. Их режут на части, сушат, как фиги, и посылают в Индию и Китай, где считаются они величайшим лакомством.

Отправясь в Бухару, после семнадцати дней пути по песчаной и необитаемой степи, прибыл я в эль-Кат, а потом в Вабкану, небольшие городки. От второго до Бухары один переезд. Бухара главный город областей гигонских. Но он совершенно разорен Татарами, и я не нашел в нем ни одного ученого мужа.

Говорят, что Чингис-Хан (Jengis-Khan), пришедший с Татарами в земли исламизма и опустошивший их, был кузнец в Хоте (Khota). Он был умен, силен и дороден; любил собирать и угощать народ, и через то сделался его главою. С помощью своего войска завоевал он Хоту, Китай, Хашак, Кашгар и Малик. После жестоких битв с Джалал-Оддином Санжаром, сыном Шаха Ховарезмского и сильным владыкою Ховарезма, Хорасана и Мавара-эль-Нагара, завладел он его землями, разорил Бухару, Самарканд и эль-Тармид, перерезал в них жителей, забравши в плен только молодых, и совершенно опустошил всю страну. Он перешел потом Гигон, завладел Хорасаном и Ираком, всюду разоряя города и убивая жителей, и наконец погиб, оставя наследство сыну своему, Гулаку, который взял Багдад, умертвил Калифа эль-Мостаазема, из рода Аббасов, и прошел в Сирию, где божественное Провидение положило конец его поприщу; разбитый египетскою армиею, он попался в плен. Говорят, что при нападении Татар на Ирак, погибло там не менее 24,000 ученых людей, и остались только один из ученейших мужей иракских, Нур-Оддин Ибн-эль-Заджай и его племянник, убежавшие в Мекку, о чем сам Нур-Оддин сказывал потом Абд-Алле Ибн-Рашанду, а тот пересказал речи его шейху Ибн-эль-Гаджи, который передал их сократителю истории Ибн-Джаззи эль-Кельби, записавшему слышанное.

Из Бухары поехал я в лагерь Султана Ала-Оддина-Тармаширина, через Нихшаб, родину святого шейха Абу-Тураба эль-Нахшаби. Султан сей, властитель Мавара-эль-Нагара, всегда славился своим войском и правосудием. Земли его находятся между четырьмя великими державами, Индиею, Китаем, Ираком и Турками Султана Узбека; все они посылают к нему подарки, дают ему почетное место и оказывают большое уважение. Он наследовал царство после брата своего, Джагатая, бывшего неверным, и царствовавшего после старшего брата Кобака, также неверного; впрочем Кобак уважал веру Мугаммедан. Говорят, что однажды разговаривал он с ученым проповедником Бадр-Оддином эль-Майдани и сказал ему: «Ты говоришь, что в Коране все написано?» — Да — отвечал Бадр-Оддин. — «Покажи мне в нем мое имя!» Бадр-Оддин тотчас развернул книгу и прочел имя его в словах начала 82-й главы. Изумленный Султан отвечал только: Бахши, бахши (хорошо, хорошо)! Несколько дней пробыл я в лагере, или орде (urdu) Тармаширина. Услышав однажды, что Султан находится в мечети, пошел я туда, и по окончании молитвы, изъявил ему мое почтение. Он позвал меня потом в свой шатер, обласкал, спрашивал о Мекке, Медине, Иерусалиме, Дамаске, Египте, и царе Ирака и Персии. За ответы мои удостоил он меня большим почетом. Здесь видел я, что однажды народ собрался в мечеть на молитву. Султан прислал сказать, чтобы начинали, а он немного промешкает. «Что прикажет читать Султан: молитвы или Тармаширин?» спросил шейх Гасам-Оддин эль-Яги. Велено было начать молитвы. Султан пришел потом тихо, сел подле шейха, дружески говорил с ним, и обратясь ко мне, сказал: «Когда возвратишься в отчизну, скажи, что ты видел Персидского Шейха и Турецкого Султана, сидевших рядом.» — Шейх не берет однако ж от Султана никаких даров, и питается только тем, что достанет работою рук своих. Все любят и уважают Султана. Он подарил мне на дорогу 700 динаров.

Тармаширин, о котором я упомянул, есть собрание законов предка султанского, Чингис-Хана, названное им эль-Ягак, «запрещение». Не только подданные не смеют нарушать его, но если бы сам Султан нарушил, то в день праздника эль-Тана, вельможи и чиновники могут собраться к нему, уличить его в нарушении, свести с трона и заменить другим потомком Чингис-Хана. При мне сей обычай уничтожен Султаном, но вскоре после моего отъезда, его привели в исполнение: Султан был низвергнут и убит.

Отсюда посетил я Самарканд, обширный, прекрасный город. Тут гробница Котама, сына Аббасова, замученного при взятии города. Потом прибыл я в Насаф, отчизну Абу-Джафара эль-Насафи, и в Тирмид, отчизну Абу-Исы-Мугаммеда эль-Тирмиди, сочинителя Джамиа эль-Кибира, город большой и прекрасный, где много дерев и воды. Здесь перебрались мы через Гигон в Хорасан, и после полуторых суток пути по необитаемой и песчаной степи, прибыли в Балх, безлюдный и лежащий в развалинах доныне, после нападения Чингис-Хана. Мечеть его была обширнейшая и прекраснейшая в мире. Столпы в ней были огромные и удивительные. Чингис-Хан изломал три столпа, слышавши, будто под ними зарыто сокровище, однако ж ничего не нашли. Повесть о сокровище ходила в народе такая, что будто один из халифов, оскорбясь поступками жителей Балха, велел собрать с них тяжкую пеню. Жена правителя Балха просила принять от нее в подарок халифу платье, столь богато убранное драгоценными каменьями, что оно далеко превосходило сумму пени. Удивленный ее великодушием, халиф сказал: «Ей не превзойти меня в щедрости!» отослал к ней платье обратно и отложил сбор пени. «Не надену платья, которое, кроме моего мужа, видел хоть один мужчина», отвечала жена правителя, велела распороть платье, продать, и на вырученные деньги построила богатейшую мечеть. Но целая треть денег осталась после постройки, и строительница велела зарыть ее под одним из столпов мечети, сберегая для поправки здания. Чингис-Хан слышал сию историю, изломал столпы, и как уже сказал я, ничего не нашел. — Здесь гробница праведника Акаша Ибн-Мозина эль-Сагаби, который, по словам Атара, допущен в рай, не отдавая Пророку отчета в делах своих.