Поездка в Обонежье и Корелу - Владимир Николаевич Майнов

Поездка в Обонежье и Корелу читать книгу онлайн
Владимир Николаевич Ма́йнов (1845—1888) — известный ученый финно-угровед, этнограф, географ, писатель. Родился 7 ноября 1845 года в Санкт-Петербурге. В 1865 году окончил Александровский лицей. Прослушал курс лекций на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Работал в Министерстве финансов, Министерстве просвещения. Преподавал в Гельсингфорском университете, во 2-м Санкт-Петербургском кадетском корпусе. В 1875 году участвовал в составлении «Этнографической карты Европейской России». Действительный член Русского географического общества (РГО), секретарь этнографического отделения РГО.
Для примера достаточно будет привести здесь хотя ту первую фразу, которая по своей новизне поразила нас и которую мы тотчас же записали. Одна бабенка звала другую купаться и, стоя от неё шагах в десяти, подкликала ее: «Дьюба, а Дьюба! пойдем куплатись, бо вода так тёплла, так тёплла!» Фразу эту мы тотчас же записали так: «ас; liac; gefde; gac; hede; calic». Такое обилие звуков в такой простой фразе и легкое ударение на верхнем соль указывают как на мелодичность речи заонежской, так и на то, что заонежанка умеет интонацией обратить внимание слушателя на тот именно предмет или же на то именно обстоятельство, которое поразило ее. Не место тут вдаваться в филологические особенности обонежского говора и мы удовольствуемся лишь указаниями главных отличии тамошнего наречия от общеупотребительного великорусского говора. Обонежанин до смерти любит перенести ударение на первый слог, чем он походит на чеха; а уж если предлог перед словом стоит, так уже всенепременно ударение окажется именно на нем: не говорю, не могу, принесли, ушел; бывает, что целое слово он точно проглотит, не сделавши на нем никакого ударения. Интересен тот факт, что на. эту охоту к ударению на первом слоге заонежанин не налагает бразды иногда и в песнях, например акцентирует, как и мы в нашей обыкновенной речи, но и тут иногда он не сладит видимо с этой охотой и поет: на кол, на руке и т. п. Любит заонежанин мягкость звука, а потому и изменяет «а» в «я», «у» в «ю» и — в «ь» после ц, т. е. говорит: молодиця, словно черниговский уроженец; цюдо, словно рязанец и т. п. Заонежанин не скажет: хозяева, а непременно: хозяевы, так как у него буква «а» служит признаком двойственного числа, которое он не утерял, подобно остальным великороссам. «Ч» для него буква слишком грубая и он то и дело цокает: цитай тетко. В дательном падеже и предложном заонежанин не любит «е» и заменяет его или чрез и, или же чрез ы и потому говорит: я пойду к молодицы, я был в городи, в избы.
Когда говорит и заонежанин, и обонежанин, то он жестикулирует, меняет выражение лица и вообще любит сопровождать свою речь мимикой лица и членов. Оторванный от остальной Руси, обонежанин оказался в необходимости разработать богатства языка иначе, нежели приходилось делать это прочим великороссам; реже встречаются здесь слова татарского корня, слов ляхитского происхождения почти вовсе нет, но зато много слов финских, а вместе с тем и таких, которые заимствованы из древне-славянского языка и в других местах утерялись и заменились иностранными. Сапоги у него — бахилы, гребень для костры — бросальница, лапти — верзни, клеветник — ерестун, постоялец — жихарь (также и душа на раскольничьих лексинских картинках, изображенная в виде младенца, вылетающего из уст только что умершего), кукушка — загожка, назойливый — звяга, комедиант — изнимальщик, брюхо беременной женщины — кизуля, не одобрять — кухнать, неудалый — моня, несколько пожней — обод, выжженное место для посева — пал и огнище, пеленка — рипак, ненастье — рянда, изловчить — спорандать, смеяться — халяндать, щеголь — хаз, лощило, фабольщик, замаскированный — хухляк, ничего — целибука (воровск.), дешево — шаль (офенск.), неповоротливый — шигайдун (офенск.).
XXXV
Все речки свои, озера, леса, лощины и болота населил обонежанин всевозможными чертями, которые по месту жительства своего и кличку носят особую; даже несчастную ригу свою и неизбежную баню не оставил он без нечистой силы и в первой — поселил вечно будирующего весь род человеческий ригачника, а во вторую поселил напротив вечно веселого баечника, который, как германский кобольд, вечно школьничает, заигрывает с бабенками и девками, строит разные каверзы с подпившим мужиком и вообще принадлежит к чертям — славным малым. Обилие чертовщины надо было объяснить и вот никогда не задумывающийся над объяснением чего либо непонятного русский человек сплел целую историю о том, что у Адама после греха народилась целая куча детей, которых ему показать постыдно было: вот он раскинул умом, да и придумал попрятать их от Бога и ангелов: кого в ригу, кого в баню, кого в озеро, кого в болото и т. д. Однако Бога ему провести не удалось; Господь осерчал, да в наказание так и оставил их на вечные времена там, где их отец их спрятал. Как дети Адама, они исполняют, не хуже нас людей, завет Божий и размножаются так исправно, что любая жидовская чета может позавидовать их плодовитости. Всякая чертовщина любит табак и черта эта может быть прямо отнесена к проявлениям распространенной здесь секты безпоповцев Поморского толка, которые, приписав чертям особую охоту к этому зелью, видимо хотели удружить общностью вкусов нам никонианам. Черти не все сидят без дела и на их долю работа иногда выпадает; то надо уберечь скотинку облюбленную, то речонку новую пробуравить, то иная какая поделка найдется. Есть лошади, коровы, состоящие под особым покровительством и ведомством того или другого чертенка, а из диких животных гагара пользуется особым покровительством водяного: ее убить нельзя — водяной ее бережет; другими словами: гагара великолепно ныряет, глазаста, да и не с повенецкой винтовкой бить гагар одною пулькой чуть не за 50 сажен! Иногда черти всякого рода устраивают пиршества и если где прорвет плотину, то это верный признак, что какой нибудь юный чертенок спознался и слюбился с юной чертихой и справляют свадьбу. Раз, так вот какой случай был: шли два парня по озеру; слышат — из проруби гудёт что то; подошли — ан из проруби-то полный поезд свадебный выезжает, да мимо их и едет; везут добро какое-то; должно приданое, подумали парни, да, не будь дурни, и загребли из первого попавшегося воза полено, да сена клок, пришли домой — ан в руках-то у них парчи кусок и шелковый платок. Спёрли где-нибудь парнюги и вернее всего, что у попа стянули поповнины обновы, но черт молчит, и свалили они вину на него горемычного. Кстати следует заметить, что у попа уволочь не грех; «ну ладно! не обманывай», говорит местный житель, «не в церквы!» А то, вот анекдотец, типичный до крайности: «Встретились двое крестьян, не видавшись очень долго друг