Владимир Санин - У Земли на макушке

— Вот и отлично, — обрадовался Панов. — Знакомьтесь: Анатолий Васильев, инженер-гидролог, химик и комендант лагеря. Анатолий, отдаю тебя на съедение писателю.

— В один присест, пожалуй, не выйдет, — усомнился я, оглядывая массивную фигуру коменданта.

— Положим, меня и в два не так просто скушать, — предупредил Васильев, пожимая мне руку. — Пошли?

ЛАГЕРЬ И ЛЬДИНА, КОТОРАЯ ПОД НАМИ

Я вообще медленно схожусь с людьми и никогда — с людьми без чувства юмора; улыбка, словно снятый замок, раскрывает человека, делает разговор непринуждённым, не заставляя лихорадочно метаться в поисках темы и тщетно настраиваться на чужую радиоволну. Гонкуры считали, что смех — физиономия ума, а восприятие юмора — показатель умственного развития. Мнение субъективное, но я охотно его разделяю и нахожу многочисленные подтверждения в жизни. Не припомню в мировой литературе ни одного по-настоящему остроумного человека, который был бы нам не симпатичен. Пройдоха мистер Джигль, светские бездельники Уайльда, булгаковские Коровьев-Фагот и кот Бегемот, блестящий авантюрист Бендер — как бы ни пытались авторы сделать весёлых ребят отрицательными (скажем прямо, эти попытки были достаточно робкими), ничего у них не получалось. Такова уж великая притягательная сила юмора, ему многое прощается — если, разумеется, он ведёт себя в рамках установленных правил.

Я знал одного весельчака, который захотел похохотать — вы не поверите! — над собственным начальником. Угадайте, кто смеялся последним?

Анатолий Васильев сразу пришёлся мне по душе. Он не стал тратить время на светскую болтовню, спрашивать о здоровье и аппетите, а сразу взял быка за рога.

— Будете о нас писать?

— Надеюсь, — признался я.

— Значит, вам нужно окунуться в жизнь, — решил Анатолий. — Вы должны увидеть полярников за их высокоинтеллектуальной работой.

— Вот именно, — обрадовался я.

— Поэтому, — закончил свою мысль Анатолий, — пойдёмте разгружать «Аннушку», на ней скоропортящийся груз — свежие овощи.

К «Аннушке» уже шёл трактор, таща за собой большую стальную волокушу. Мы по очереди, подходили к двери самолёта, принимали мешки с картошкой, ящики с овощами и сваливали на волокушу. Таскать тяжести на морозе, в тяжёлой одежде — нелёгкая работа, и в ней принимают участие все свободные от вахт.

— С овощами закончено, — нетерпеливо заявил командир самолёта Саша Лаптев, — бочки с соляркой остались, быстрее разгружайте!

— Доктора! — закричал кто-то. — Доктора!

— Мы здесь! — с разных сторон к самолёту бросились Лукачев и врач новой смены Парамонов. — Что случилось?

— Да вот бочки нужно срочно сгрузить, — сообщили им. — Ребят просят поздоровее.

— Фу, напугали, дьяволы! — Лукачев облегчённо вздохнул. — Пошли, займёмся прикладной медициной.

И здоровяки врачи вместе с Васильевым не без лихости начали выгружать двухсоткилограммовые бочки.

Закрепив на волокуше последнюю бочку, грузчики по-бурлацки сплюнули и закурили.

— Герой Арктики! — Анатолий разгладил чёрные усы и с уважением похлопал Лукачева по почтенному животу. — Жаль, что с гранитом так получилось…

— С каким гранитом? — поинтересовался я.

— Неужели не знаете? — с наигранным удивлением спросил Анатолий, не обращая внимания на слегка побагровевшего доктора. — На родине героя сооружали из гранита статую доктора Лукачева, лучшего грузчика дрейфующей станции. Но вот беда: гранита на живот не хватило…

— Вы лучше его спросите, почему на станции нет наждачной бумаги, — мстительно посоветовал Лукачев.

— Да, я забыл вам показать… — торопливо начал Васильев.

— Успеешь, — хладнокровно прервал доктор. — Так вот, дело в том, что почётный полярник товарищ Васильев Анатолий Николаевич нуждается в большом количестве данного технического материала — причём для личных нужд. — Доктор от удовольствия чмокнул губами. — Когда он приезжает из Арктики в родную кубанскую станицу, то по ночам драит наждачной бумагой свой бронзовый бюст на площади.

Противники посмотрели друг на друга, нахохлились — и расхохотались.

После того как овощи были перетащены и сложены в кают-компании, мы с Анатолием отправились на осмотр лагеря.

Льдину размером два на три километра почти правильным кругом окаймляли торосы. Первый состав станции, продрейфовавший вот уже год, к поведению льдины очень серьёзных претензий не имел, вела она себя примерно на тройку. Для льдины это не так уж мало.

Два балла за поведение были сняты за выходку с полосой. Рядом с лагерем находилась отличная полоса длиною в тысячу метров. Льдина ухитрилась расколоться таким образом, что половину полосы унесло далеко в сторону. Через некоторое время блудная половина раскаялась и вернулась обратно, и трещину даже удалось «заштопать», но две недели назад полоса вновь лопнула, и на этот раз непоправимо. Тогда-то и был создан подскок — аэропорт имени Данилыча. И ещё был случай, когда льдина повела себя бестактно, но об этом потом.

Несмотря на твёрдую тройку, я отнёсся к льдине с недоверием, так как о ней неодобрительно высказался Морозов. По его мнению, лёд на «СП-15» неважный, он слеплен из нескольких кусков, вроде лоскутного одеяла, и будет большой удачей, если новой смене удастся продрейфовать без серьёзных происшествий. Но Дмитрий Николаевич слабо в это верил — опыт ему подсказывал, что вряд ли стоит рассчитывать на такую удачу. К сожалению, он оказался прав…

В центре льдины на небольшом расстоянии друг от друга разбросаны домики и палатки. В палатках теперь почти не живут — Арктика их забраковала. Из каких только тканей палатку ни делали, всё равно она промерзала: на уровне головы — 25 градусов тепла, на полу — 15 градусов холода. То ли дело домик. Представьте себе четырехугольник из жёлтых фанерных щитов, хорошо подогнанных, начинённых толстыми пенопластовыми прокладками. Получается превосходная жилая комната. В отличие от палаток с их газовым камином домик обогревается портативной угольной печкой, топить которую легко и приятно. Над печкой закреплён стальной прут для просушки одежды и унтов. На нарах — матрасы, одеяла, спальные мешки. У входа на стене висит умывальник, под ним — таз, ведро для мусора. Не люксовский номер для интуристов, но жить можно. Домик закреплён на полозьях: если рядом пройдёт трещина, трактор быстро перетащит его на безопасное место.

Жилых домиков на станции всего шесть, и в обычное время в каждом из них живут два-три человека. Но сейчас пришлось уплотниться: вместе со старой сменой, которая вот-вот улетит на материк, живёт часть новой, да ещё экипаж «Аннушки», да ещё гости. Скажем прямо, без особого шика, но все с грехом пополам разместились.