Владимир Санин - Одержимый

– Даже речи об этом не было, – сказал я. – Мы решали кроссворд.

– Все решили?

– Нет, одно слово осталось: спортивная игра из шести букв, начинается на «ф» и кончается на «л».

– Трудное слово, ничего похожего не слышал.

– Вот мы на нем и споткнулись.

Скрывая разочарование, Никита стал протирать очки. Без них его глаза казались совсем не плутовскими, скорее беспомощными. В сущности, он еще мальчишка, хотя и аспирант. Впрочем, мальчишка, а осмотрительный, из тех, кто не любит делать ошибок – рационалист: станет зятем Корсакова, легко пойдет по проложенной лыжне. Кто знает, может, это и будет первая его ошибка. Жениться нужно на ровне, расчет никого счастливым не делал. Ладно, не мне мораль читать, мой-то опыт наверняка ему не пригодится. Я подумал о том, что уже полночь и самое время завалиться в постель, но разве в такую ночь уснешь?

– Вы правы, заснуть не удастся, – сказал Никита.

– Черт возьми, – удивился я.

– А вы сначала закрыли глаза, потом открыли и чуть развели руками, – весьма довольный эффектом, пояснил Никита. – Люди почему-то склонны видеть чудо там, где имеет место элементарная наблюдательность. И вообще им всегда, во все времена очень хочется какого-нибудь чуда, недоступного их пониманию. Отсюда в прошлом Зевс и Дажбог, а сегодня летающие тарелки. Сыграем партию?

– Боюсь вам проиграть, голова побаливает.

– Вы боитесь другого. – Никита сделал умное лицо. – Шторма и всех сопутствующих штучек.

– Еще чего!

– Зря храбритесь, Павел Георгич, это от незнания. Я же не боюсь признаться, что мне не по себе, мы уже тонн двадцать набрали.

– Не так уж и много.

– Опять от незнания, – строго указал Никита. – Во-первых, в шторм это довольно много, и во-вторых, Чернышев решил не окалываться.

– Почему же?

– Говорит, что людей может смыть за борт, не хочет рисковать.

– Значит, так и есть.

– Лукавит! Бороться за живучесть судна нужно в любую погоду. Просто хочет набрать побольше льда.

– В этом тоже есть логика, – сказал я.

– Только не в шторм.

– Но другие, которых мы собираемся учить, именно в шторм могут подвергнуться обледенению!

– Каковы бы ни были результаты нашего эксперимента, первую нашу рекомендацию я могу сформулировать заранее: при штормовом предупреждении немедленно покидать зону обледенения.

– А что думает ваш шеф?

– Своего мнения Виктор Сергеич не скрывает: из шторма нужно выходить. Наша остойчивость уже нарушена, случись что с машиной – и неминуемо развернет лагом к волне. Догадываетесь, что произойдет в этом случае?

– Догадываюсь, меня уже Перышкин просвещал. А Корсаков высказывал свое мнение Чернышеву?

– Дважды и во всеуслышание.

– А Чернышев?

– Пропустил мимо ушей. Вру, один раз он все-таки отреагировал. – Никита скорчил гримасу, сжал губы и проскрипел голосом Чернышева: – «Какие брюки посоветуете шить, Виктор Сергеич, узкие или широкие, а то до нас, глухой провинции, моды доходят с опозданием!»

– Похоже. – Я невольно улыбнулся. – Корсаков, конечно, обиделся? Никита пристально и совершенно серьезно на меня посмотрел.

– Вы ничего не понимаете, Павел Георгич. До обиды ли, если мы идем на чрезвычайно опасное приключение!

Второй раз за последние несколько часов на меня дохнуло холодом. И причиной тому были не столько слова Никиты, сколько необычный для этого насмешника торжественно-мрачный тон. Но не слепец же Чернышев, попытался я успокоить самого себя, неужто он не видит того, что видит Никита?

В коридоре послышались голоса, и в салон, чуть не сшибая друг друга, ввалились Ерофеев и Кудрейко. Широко расставив ноги и балансируя руками, они рухнули в кресла.

– Ад кромешный! – бодро сообщил Ерофеев. – Баллов сорок, не меньше.

– Это в столичной водке, – заметил Никита. – У вас работает подсознание.

– А в самом деле, неплохо бы выпить, – подхватил Кудрейко. – У вашего шефа, – он кивнул на буфет, – не припрятано?

– Идея! – Ерофеев сунул руку во внутренний карман куртки, ухмыльнулся при виде изобразившегося на наших лицах ожидания, сделал вид, что никак не может выдернуть застрявшую бутылку, и наконец, извлек из кармана тоненькую книжку. – (Слушайте внимательно, алкоголики, вот что советует капитан Никифоров, если сложилась аварийная обстановка и нужно – цитирую: «готовиться к прыжку в холодную воду». Цитирую дальше: «Создайте в организме запас влаги, выпейте горячего чаю или кофе. Спиртные напитки категорически противопоказаны: алкоголь в организме отнимает у крови влагу, расслабляет нервную систему, мышцы и клонит ко сну». Так что давайте создавать запас влаги и готовиться к прыжку.

Никита скривил губы.

– Кладбищенский у вас юмор, Митя.

– Ба, Никита празднует труса! – воскликнул Кудрейко. – Не зря капитан удалил его с мостика.

– Вас, кажется, там тоже не задерживали, – злорадно сказал Никита.

– Выперли, – весело признался Кудрейко. – Не устоишь, хотя мокрые мешки под ноги расстелили, чтоб не скользить. Федя и тот акробатические этюды за штурвалом исполняет. Когда мы шли в Антарктиду, нас тоже десятибалльный прихватил, но на «Оби» это куда легче.

– Докладывайте обстановку, – нетерпеливо предложил я. – Сколько набрали?

– А черт его знает, – пожаловался Ерофеев, – окна на мостике покрылись льдом, темень, разве поймешь? Минут пять назад здоровая волна, кажись, часть льда с палубы смыла. Крена, сами видите, пока что нет, авось не перевернет.

– Авось, авось, – задумчиво повторил Никита, – где это я слышал? Вспомнил: любимое словечко Ньютона. Авось, говорил он, тело под действием силы тяжести упадет на Землю.

– Ну а если серьезно? – потребовал я.

– Не для печати? – опросил Ерофеев.

– Не для печати.

– Мы с Алесем не моряки, – сказал Ерофеев, – Чернышеву виднее. Но обледенение, Паша, идет интенсивное, ванты, оттяжки и штаги уже приобрели характерный вид конусов, постепенно сходящихся кверху. Как это в вашей науке говорится, Никита, – увеличивается парусность судна, что ли?

– Именно так. – Никита кивнул. – А увеличивающаяся парусность, как легко понять, вызывает, с одной стороны, возрастание кренящего момента от ветра, и с другой – уменьшение восстанавливающего момента. Следовательно…

– … остойчивость судна ухудшается, – закончил Кудрейко. – Это мы проходили.

– Ну, раз аудитория столь подготовленная, – высокопарно изрек Никита, – то моя задача упрощается. Все участники лабораторных испытаний – и мы, и японцы, и англичане – едины в одном: в такой ситуации следует незамедлительно производить околку льда, начиная с высоко расположенных конструкций, чтобы в первую очередь уменьшить парусность. Это же рекомендуют делать все моряки, сталкивавшиеся с обледенением, в том числе, Митя, и капитан Никифоров. И этого почему-то не желает делать один капитан, называть фамилию которого считаю излишним.